Обескураженно поднимаюсь, она впихивает мне в руки букет. Я растерянно втыкаю в ситуацию — это я ей должен букет от другого мужика принести?! Зашибись!
Но Тамара Максимовна уже хромает обратно.
Стою как дебил с этим букетом: не отдать, не вышвырнуть.
Нет, в руки вручать я ей его точно не готов, пусть скажет спасибо, что он не в урне вообще!
В кабинет занесу и оставлю, так и быть. Это мой максимум.
Что за?!..
Психуя и пенясь, забегаю по лестнице наверх. Толкаю дверь кабинета, небрежно швыряю букет на кушетку. И, выходя, в дверях, сталкиваюсь с ней.
Внутри меня взрыв адреналина, тестостерона и ещё цистерны неизвестных детонаторов. В ушах шумит. Делаю шаг назад, пропуская еë внутрь. Но она нерешительно стоит на месте.
— Ну? — язвительно делаю ей ручкой, приглашая внутрь.
Проходит.
— А где Катя?
Видела! Мля…
— Почему Вы меня спрашиваете?
— Ну вы же… — взмахивает рукой, подыскивая слова и брезгливо морщится.
— У меня номера еë нет, позвони ей, пожалуйста. Её ищут.
— У меня тоже — нет! — не дослушивая выпаливаю я.
— Ясно. Ладно. А что ты здесь вообще делаешь? — хмуро.
Взгляд падает на цветы.
— Я же просила! — с досадой. — Не нужно…
— А это не мои, Алёна Максимовна, — рычу я. — Передали Вам.
— Кто? — смущённо.
— Вам виднее кому Вы позволяете цветы дарить. Мне, вот, очень интересно. Расскажите?
Не прикоснувшись к букету, садится за стол, прячет лицо в ладонях.
А на окошке в обычном гранëном стаканчике стоит одинокая ромашка. Чуть растрепанная и короткая. Это та… Я ей в волосы вставлял. Оо… Это немного сбивает яростную ревность и спесь.
Немного. Ненадолго. Мы молчим. Тишина звенит.
— Что с руками?..
Лучше б про сердце спросила! Нашла о чем переживать.
Нахрен!
Не успеваю развернуться к двери, как ловит за руку. От удивления даже позволяю усадить себя на кушетку, рядом с этим букетом.
Что-то сердито бормоча себе под нос, Алёна засыпает ссадины банеоцином. А я зависаю на том, как беззвучно двигаются её губы. Помню их вкус Ощущение от них. Она отвечала!
Сжимаю в ответ её кисть, которая держит мою.
Алёна, притормозив с «лечением», поднимает на меня взгляд.
— И чего ухмыляешься? — сердито.
Я ухмыляюсь?
Стискиваю крепче кисть, не позволяя отобрать. Разворачиваю, целую в ладонь.
— Спасибо.
— Марат…
Вытянув пальцы, прижимает настороженно к груди.
Едва держу себя, чтобы снова не сорваться, и не снести еë. В её глазах мелькает что-то такое горячее на мгновенье, словно эта фантазия у нас общая на двоих. Ноздри трепетно подрагивают, зрачки расширяются.
