В более позднее время на персидской почве возникли сказания о Сиявуше и Судабе. Имя Сиявуша встречается уже в Авесте, но сюжет о любви мачехи к пасынку получил разработку лишь при поздних Сасанидах (V—VI вв.), т. е. накануне арабского завоевания. Первоначально он, видимо, был включен в не дошедшие до нас различные «Худай-наме» («Книги о царях»), составлявшиеся на среднеперсидском языке. Сохранилась стихотворная обработка этого сюжета, сделанная Фирдоуси и вошедшая в его «Шах-наме». Сиявуш был сыном шаха Кей-Кавуса. После смерти матери Сиявуша шах взял в жены Судабу. Мачеха воспылала к юноше страстью и, будучи отвергнута, оклеветала его перед отцом. Чтобы доказать свою невиновность, Сиявуш прошел испытание огнем. Наказания мачехи у Фирдоуси нет: юноша просит отца простить неверную и коварную жену, что шах и делает. Как видим, здесь нет мотива отсрочивающих рассказов.
Теперь обратим внимание на основные структурные черты этой мифологемы, представленной столь разными памятниками. Прежде всего, инициатива в любовном сближении (которого не происходит) всегда принадлежит женщине. Последняя выглядит не только более любострастной, но и более хитроумной, с одной стороны, и мстительной — с другой (здесь не так уж важны мотивы любовного воздержания молодого человека, скажем, патриархальная почтительность Баты или сексуальная индифферентность Ипполита). Не менее знаменательно то, что, как правило, молодая жена ищет любви молодого любовника — при достаточно старом муже. Можно предположить, что указанная мифологема эволюционировала в сторону все большего обострения конфликта, все большего нагнетания трагизма. Поэтому от соперничества двух братьев, хозяина и работника, хозяина и гостя был, казалось бы, закономерен переход к соперничеству отца с сыном. Однако именно о такой эволюции сюжета мы говорить не можем: каждый из перечисленных нами его вариантов, несомненно, автономен и возник вне какой бы то ни было зависимости от других. Да и их взаимная хронологическая соотнесенность достаточно условна и установлена быть не может.
Мотив боя отца с сыном, как известно, очень характерен для архаических форм эпоса и исчезает из его более развитых форм. В эпосе у такого столкновения бывали разные мотивы; в интересующем нас сюжете, собственно, никакой борьбы и нет, нет даже любовного соперничества: молодой герой неизменно обнаруживает не столько целомудрие, сколько добропорядочность, поспешным же в своих решениях, вспыльчивым и жестокосердным обычно оказывается отец (старший брат, хозяин и т. д.). Впрочем — до того лишь момента, как ему откроется правда.
