Роман о семи мудрецах | страница 24



Что божий был к нему призыв
За море плыть тотчас и строго
Тех покарать, кто распял бога.
Она и поступила так,
Как указал ей божий знак.
В морскую глубь, не видя судна,
Ступила как бы безрассудно,
Но оказалась столь светла
Душой, что по воде прошла,
Подошв не замочив: содетель
Всего — помог ей, добродетель
Ее явив как образец,
100 Чрез Иисуса — бог Отец.
Явилась в Рим: к владыке в гости
Придя, больного и в коросте
Его нашла и тут же речь
Произнесла, на то увлечь
Желая словом задушевным,
Чтоб покарал возмездьем гневным
Он иудеев, ибо тех,
Кем распят бог, безмерен грех.
Ответил мягко он на это:
«Но я бессилен, ибо света
Совсем не вижу, милый друг,
Скрыл от меня его недуг».
Та пыла не могла умерить,
Вскричав: «Иль перестал ты верить?
Вот эту плащаницу взять
Не мешкай и глаза погладь.
Она, вокруг Христова тела
Обвившись, в ранах кровенела.
Лишь край ее со мною тут,
120 Завернутый в другой лоскут».
Не стал дальнейшего расспроса
Король чинить, но пальцем носа
Коснулся, клятву возгласив:
«Несчастье всем, чьи супротив
Творца замыслены союзы;
Пленив, злодеев ввергну в узы».
Едва поклялся он и лик
К холсту священному приник,
Вернулось зренье к горемыке
По воле господа-владыки.
Он тотчас на ноги вскочил:
Вновь свет ему, сеньоры, мил.
«Эгей, — кричит, — конец искусу,
Всё, всё по силам Иисусу!»
И вот, он море пересек,
Чтоб тех карать, кем распят бог.
Гнал беспощадно иудеев,
Вреда немало им содеяв.
Всех предал бы он смерти злой,
140 Петле, огню, смешал с золой —
На то, однако, чтоб, пророка
Забыв, ради творца жестоко
Людей губить, тогда не шли.
Загнали тех на корабли —
Без мачт, без весел, о кормиле
И речи нет — и плыть пустили.
То ветер в бок им задувал,
То волны их влекли, то шквал,
И разнесло — с которым судном
Кого — по странам многолюдным.
К фламандцам чья плыла звезда,
Те заселили города;
Всем тем же, что добрались целы
К испанцам, дали в дар уделы.
И то, что может иудей
Любой из лучших крепостей
Сейчас владеть, есть окаянство
И униженье христианства.
Король, в цветущую страну
160 Свою вернувшись, взял жену
Из высшей знати карфагенской,
Дочь герцога: и статью женской,
И яркостью она успех
Снискала, быв прекрасней всех.
Год минул — и благообразный
Инфант родился куртуазный.
Отец счастливый ждал, что он
В их веру будет окрещен,
Но не пошел против приличий,
Ибо учил тех дней обычай,
Что из купели чадо след
Воспринимать в тринадцать лет,[63]
А до тринадцати в надежде
Живи, коль не крестили прежде:
Чтоб возрождали не дитя,
Но в веру вникшего, крестя
И над купелью печатлея