По мою душу они пришли. Я знала это. Знал и Вольф.
— Развернуться и уехать сейчас — значит дать им карты в руки. Странно, что ты этого не понимаешь, Ульяна. А, хотя — нет, не странно. Выходи из машины. И главное — молчи. Не начинай вопить и качать права в своем стиле. Для тебя это сложно, я понимаю. Но ты ведь постараешься, да?
Я хотела возразить — как он может затыкать мне рот?!
Но язык просто не повернулся.
Слишком внушительно выглядели эти парни. Возможно, иногда действительно лучше помолчать.
— Здорово, Немец, — чавкая жвачкой, прохрипел один из парней, когда мы подошли ближе.
Коренастый крепыш с такими широкими плечами, что удивительно, как такие вообще существуют в природе. Кажется, он был в этой команде главным.
— Зачем пожаловал, Бурый? — бросил Вольф.
Словно одиннадцать быков не глядели сейчас так, как будто хотели разорвать в ту же минуту.
— Да знаешь ты, — отозвался крепыш. — Эдик меня прислал. Подгончик ты общий от фраерка одного приватизировал. Попользовал девку, а делиться не хочешь. Общество обижается.
— Обиженных через шконку перекидывают, — уголком рта ухмыльнулся Вольф.
— Огорчается в смысле, — тут же исправился Бурый, поймав свирепые взгляды товарищей. — Эдик говорит — пора девчулю по очереди-то… Ее — вона Жорик заждался. Только о ней и балаболит.
И он указал на Обезьяна, который гордо выступил вперед и еще свирепее выпучил глаза, которые, казалось, от напряжения готовы были полезть у него из орбит.
Даже что-то вроде подвыл со своим картавым выговором.
— Уродец ваш пусть хлебало свое завалит, — Вольф оскалился. — Девка моя.
— Дык, — крепыш поскреб в затылке. — Дык, чего-то я не пойму, что ты, Немец, толкуешь? Это ж баба! Сунул — вынул. Шваль подзаборная. Было б, о чем базар тереть?
— Она не шваль, — оборвал Вольф. — Только лишь моя. Даже не думайте разевать на нее свои грязные пасти.
Он правда в эту минуту походил на волка. До чего похож! Стоял, ощерившись. Мелкие снежинки оседали на его темных приглаженных волосах, на черном кашемире пальто.
Я куталась в свою куртку, зажимала воротник со сломавшейся застежкой.
Зябла. И страшно. Такая свора на него. Ну как одному против?
А Вольфу словно и не холодно было вовсе. И не страшно.
Говорю же, не человек — злой дух.
Такой же красивый, как демон или оборотень. Безукоризненное лицо — хоть сейчас в рекламу мужского парфюма или лосьона для бритья. Тяжелый колючий подбородок, чувственные губы. Нос — тонкий и прямой, благородный высокий лоб… Прядь темных волос выбивается из идеальной прически.
