Когда черная кровь потекла по внутренней стороне бедер, собираясь лужей на полу, возле ног, Омега поднял руку на уровень глаз и сделал глубокий вдох. Он ничего не чувствовал. С другой стороны, разве можно почувствовать собственный запах? Будь то парфюм или запах тела, нос воспринимал только свежие для него ароматы, не те, что его постоянно окружали.
Когда-то ему сказали, что он пахнет детской присыпкой. Человек, которого он впоследствии выпотрошил.
Ему показалось это оскорбление каким-то детским. И в то время в нем бурлила ярость, нуждающаяся в выходе. Но сейчас приходилось…
Мысль оборвалась, словно в доказательство тому, что он более не помнил своих желаний.
Кровь, стекающая из органов, которые он отрезал у себя, собралась в чаше его ладоней и потекла вниз по запястью. Он наблюдал за ее медленным, ленивым ходом, как она блестит в тусклом свете, возникавшем из ниоткуда.
— Мой сын. — Он прокашлялся и повторил громче: — Мой сын должен воскреснуть и продолжить моё дело, раз я более не способен.
Требование ушло в пустоту.
— Да возродится мой сын!
Когда ничего не произошло, как и с мантией, которая не исчезла, как с кинжалом, который отказался левитировать к его руке, отсутствие силы лишило его чувства господства над объектами.
Фрустрация перешла в гнев, который трансформировался в ярость, и Омега швырнул свою плоть на кровать, как предполагалось мощным броском. Когда плоть без какой-либо скорости лениво пролетела по воздуху, Омега подумал, что не стоило позволять своему единственному наследнику сгнить так, как это произошло. Но он не чувствовал должной признательности и уважения за все, что он сделал для своего сына, и хотя в имени великого Слепого Короля вампиров крылся гнев, Омега также нес в себе это темное чувство.
Он был таким мстительным и таким мелочным.
И вот он здесь, неожиданно состарившийся и ослабленный, никто ему не придет на помощь, нет сына, который бы поддержал его, от Общества Лессенинг не осталось никакого наследия, ему суждено оказаться там, куда отправляется вся история по прошествии дней и ночей: стать далеким воспоминанием, которое будет забыто, когда умрет последний из тех, кто его знал.
Он был высокомерным по отношению к своему будущему. А сейчас… уже слишком поздно.
Испытывая отвращение к себе, Омега собирался отвернуться и направиться туда, где он нашел последний шанс для битвы… когда заметил движение на кровати.
Шаркая, Омега подошел к черному кровавому комку, который он, сдаваясь, отшвырнул в сторону. То, что было его половыми органами, сейчас извивалось, плавилось, растворялось… трансформировалось. Прорастало.
