И как Дороти в ее рубиновых тапочках[20] несся ввысь, путешествуя потоком молекул на Другую Сторону, к Святилищу Девы-Летописецы, в место, где его мамэн чествовала свой культ долгие тысячелетия.
Принимая форму на вечнозеленом газоне, Ви хотелось избежать мыслей о той, что произвела его на свет, поэтому, зашагав вперед, он пытался смотреть на горы белого мрамора и греко-римскую архитектуру как третья незаинтересованная сторона: начиная с купальни до сокровищницы и библиотеки — в последний раз в одном месте столько колонн собрал сам Сети I[21] в Большом гипостильном зале[22] в Карнаке[23].
Да, в последнее время Вишес смотрел документальные фильмы о Древнем Египте.
Так или иначе, все здания, мимо которых он проходил, пустовали, и он с огромным удовольствием отмечал этот факт: с тех пор как Фьюри стал Праймэйлом и освободил Избранных от их службы, Святилище стало городом-призраком… на благо этим женщинам. Сейчас они жили на свободе, не привязанные к черной мантии его мамэн.
Они ушли задолго до смерти Девы-Летописецы. Поэтому, может этот город-призрак и стал отчасти причиной, почему она решила уволиться и передать бразды правления расой Дэвиду Ли Роту[24] среди падших ангелов.
Спасибо, Мам.
И на этой ноте — здесь было всего одно жилое помещение… точнее, ему же лучше оказаться жилым. В покоях Девы-Летописецы был новый хозяин, там сейчас должен находиться Лэсситер.
Вишес остановился перед стеной, огибавшей внутренний дворик его мамэн, и пришлось сделать пару глубоких вдохов, перед тем как шагнуть дальше. Когда он, наконец, зашел внутрь, журчание фонтана должно было звучать как мирный перезвон капель воды в мраморной чаше. Ему же казалось, что забивают гвозди в крышку гроба. Двухлетний ребенок орет из-за того, что ему не дали печенье. Ревёт раненный барсук.
Кто бы подумал, что хуже присутствия Девы-Летописецы в его жизни… может быть ее отсутствие…
Господи, с Лэсситером было так же. Он чувствовал тоже самое.
Неудивительно, что его мамэн выбрала падшего ангела себе на замену. Эти двое шли нога в ногу, сменив при этом целую эпоху.
Ага, — подумал он, смотря на волшебный фонтан.
Как и все в Святилище, фонтан жил своей жизнью, не требуя ни электричества, ни очистки, специально заряженная вода изливалась из невидимого источника, каждый галлон сверкал чистотой и свежестью. Все это место самовоспроизводило свою совершенность: иллюзия всех этих храмов, газоны, словно из долин Огасты[25], проклятые пасхальные тюльпаны и молочно-белое освещение с как будто вечно включенным фильтром из «Инстаграм».
