— На деревню, в которой мы жили, напали. Ты переметнулась на сторону врага и предала нас, — продолжил он. — Рассказала им, где стоят наши ловушки, позволила пытать и убить одного из наших.
Мысли мои метались вокруг уже сказанного, но я не могла пока облечь в слова то, что чувствовала. Слишком сказанное было эфемерно. Слишком отстраненно. Словно это касалось не меня.
— Тебя пытали, потом привели на озеро и утопили. Но, видимо, не совсем, потому как тогда тебя бы здесь не было.
Я не сразу поняла, что дышу часто и открытым ртом. Голоса, тьма, запах крови и ощущение ледяного прикосновения воды — все это было не просто так. Кошмары, в которых я была близка к смерти, казались вялым подобием того, что я испытала на самом деле. Я не просто видела эту старуху с косой — я уже была ее жертвой. Пусть и выжившей. Пусть и потерявшей память о том, что было.
— Это… — в горле стоял комок, я сглотнула. — Это правда? То, что я сделала… это правда?
— Да.
— Ты уверен на сто процентов? — Я зажмурилась, слезы текли рекой, голос дрожал. — Знаешь наверняка?
Если бы я видела его и не прислушивалась так жадно к интонациям голоса, я бы не заметила этого едва уловимого колебания.
— Да.
Лакс не был уверен. Пауза, запинка перед репликой — мне было этого достаточно. Он не знал точно, что я совершила, но зачем-то пытался убедить меня в том, что знал. Лгал мне. Как и все здесь. Как и его обожаемый отец, как и Аргента. Но его ложь была почему-то гораздо больнее.
— Уходи, — сказала я. — Уходи!
Голос сорвался, но мне уже было все равно. Если раньше я готова была посмотреть в лицо своему прошлому, то теперь ненавидела его. За то, что не помнила. За то, что не могла вспомнить и позволяла Лаксу издеваться над собой.
— Надеюсь, я помог тебе, — сказал он, словно насмехаясь. — Всего хорошего.
Я плакала так долго, что снова уснула.
Проснулась я от звуков голосов. Меня ощупали, осмотрели, сделали какие-то уколы. Но это были обычные доктора и обычные уколы, поэтому движения ко мне не вернулись. Я попросила не заматывать мне больше глаза бинтом. Хотела видеть, что происходит вокруг.
Вынужденная беспомощность нервировала бы меня больше, если бы я не знала, что она временная. Но бездействие физическое вовсе не означало бездействия мысленного. Я лежала в тишине палаты и смотрела в потолок, периодически проваливаясь в полузабытье, полное образов прошлого, о котором я не помнила.
