Мы молча поднимались по ступенькам, и через несколько лестничных пролетов мое тело начало ныть. Адреналин схлынул, и боль стала пульсировать в местах, куда особенно сильно приложился Ламм, а мышцы тянуло так, словно я весь день оттарабанил на плацу.
Комендант завел нас в кабинет и, усадив в деревянные старые полукресла, оставил ждать своей участи, захлопнув тяжелую дубовую дверь. Я оглядел квадратное помещение с высокими потолками, выходящее центральными окнами на площадь. Всю заднюю стену занимали стенды с книгами, что мне показалось странным в таком месте, как это.
— Надо отдать должное, дерешься ты неплохо, — произнес Тай, потирая ушибленное плечо, — но поступил как свинья!
— Ой, да заткнись уже! — Я плюнул в ладонь, стараясь стереть его кровь с костяшек собственных пальцев. — Что я, по-твоему, должен был еще сделать? Отлупить ее в ответ?
— Не подходи к ней больше, — резко бросил он, повернувшись в мою сторону. До этого момента я и не собирался, но теперь мне этого отчаянно захотелось. В его глазах застыла угроза. И что-то ещё. Какое-то чувство, которое я не мог разобрать.
— А то что? — Повисла долгая пауза. — Влюбился что-ли? — растянул я губы в ехидной ухмылке и тут же понял, что пытаться улыбнуться, когда твоя губа разбита, охренительно больно.
— Да пошел ты, — отвернувшись, ответил Тай и принялся оттирать пятно крови с рукава. — Просто так нельзя с девчонками. — Поняв бесполезность своих попыток стереть улики, он сложил руки на груди. — Тем более она — дочка Максфилда.
— Врешь! — Развернулся я всем корпусом к нему так, что ножки кресла, на котором сидел, на секунду поднялись над полом и с громким стуком опустились вниз. Бах! Именно с таким же звуком упали все мои внутренности. Разум уже принялся рисовать жуткие картины, какие непередаваемые ощущения обеспечит мне полковник собственной персоной за то, что я обидел его любимую дочь.
— Она мне сама сказала.
На скуле Тая к этому моменту налился синяк, и я инстинктивно коснулся своего пульсирующего глаза. Надо ж было так вляпаться!
Время как будто замедлилось. А тишину можно было взвесить, настолько густой и вязкой она казалась, мерно растекаясь между нами.
— Лавант, — произнес Тай спустя пару минут, пока мы сидели, пялясь в пол и ожидая своей участи. В его голосе больше не было той дерзости, с которой он разговаривал со мной прежде. — Извини, что сказал так про твоих родителей. Это было низко.
— Ладно, проехали, — засунув руки в карманы, ответил я. — Давай лучше сочиним, что полковнику скажем.
