Дёргаю её джинсы ещё ниже, до колен. Теперь-то бегать будет не так просто, никуда не денется. Ещё бы с руками что-то придумать, чтобы прекратила цепляться в мои ладони.
– Сильнее, - шепчу ей, когда оставляет красные полосы своими ноготками. – Давай, колючка, больше боли. Ты же можешь. Ударь, попытайся. Раз так не хочешь.
И она бьёт, брыкается, со всей дури опускает ногу на мою стопу, пытается попасть локтем в солнечное сплетение. Перехватываю в последний момент, меня так просто не застать врасплох.
Давлю на её спину, вжимая в стену. Отвешиваю звонкий шлепок, он так и просится на загорелую задницу. Повторяю, а после запускаю ладонь в её трусики. Мокрые, блядски мокрые.
– Не хочешь?! – давлю на клитор, знаю, что слишком сильно. – Так ты не хочешь, да? А потом кончишь без желания? Лгунья. Знаешь, что я делаю за ложь мне?
– Делай! – орёт, ненормальная. – Давай, тебе же плевать на меня. Так к чему фразы, просто возьми, что хочешь. Я спешу.
Спешит? Сука! Разворачиваю к себе лицом, сжимаю шею сзади. Так она не будет зажиматься, раз уж боится прикосновений к самой шеи. Не нравится? Переживёт.
В глазах Ады горят огни. Кусает губы, часто дышит. Если бы могла, то выпустила бы в меня сотни стрел. В этом я даже не сомневаюсь, такая ненависть плещется на дне её меди.
Целую, врываясь языком. Трахаю её рот, пальцами скольжу по лону. Не хочет, как же. Пусть ненавидит меня, это взаимно. Убил бы, блядь, но не могу. Хочу до боли в паху, и она хочет так же.
У нас же всё взаимно.
Ненависть, желание, необходимость подавить другого, чтобы до боли и красных пятен на коже. Кусаю её подбородок, намеренно оставляя след. Втягиваю кожу, пока Ада не начинает шипеть.
Она в ответ тянет ладони к моей шее, вжимает ногти, царапает. Смотрит самодавольно, а после целует. Сама. Намеренно запускает зубы в губу, рвёт, прокусывает. Упивается моей болью, а я намеренно слишком остро реагирую. Пускай верит, что может меня задеть. Что после сотни шрамов на коже я всё ещё чувствую боль.
Ей это надо, а я говорил, что дам ей всё.
Чтобы она не захотела в этот момент.
– Ненавижу! – кричит на грани слышимости, толкает. А после стонет, когда обвожу по кругу её клитор. Нравится же, блядь, а она носом вертит. Ничего, я отучу её так себя вести. – Как же я тебя ненавижу, Хал!
– Ненавидь, - разрешаю, щёлкая бляхой ремня. Спускаю брюки, тяну девичью ладонь к своему члену, истекающему смазкой. Яйца лопнут, если она не прекратит выебываться. – Покажи, как ненавидишь меня.
