В машину я возвращался с неопределенным настроением. С одной стороны я был дома. Да, отныне усадьба Евсеевых мой дом, а с другой, все мои хитросплетения и шпионские игры ни к чему не привели. С такими обстоятельствами я хрен попаду в пятно к Тулаевым, или придется вновь увиливать и просить, а ведь время поджимает. Не успею в срок, и следующее усиление будет только через полгода, если не больше.
— С тобой всё в порядке? — тихо осведомилась Алина, вновь укладывая свою голову мне на плечо.
— В порядке. С жандармами беседовал, — кивнул я, под растущее изумление личика Трубецкой. — К тому же скоро здесь будет твой дед и Потёмкин.
— Дедуля? Здесь?! — обрадовалась та, но почти сразу поникла. — Как я понимаю, плакали твои дела?
Бездна, ну надо же! Кто бы сомневался, что она что-то будет подозревать. Моя будущая жена до боли проницательна.
— Надеюсь, что нет — криво усмехнулся я. — Трогай, уважаемый! — повысил я чуть голос.
Машина мгновенно дала ходу, и мы вновь двинулись.
— Захар, получается, мы уже прибыли? — с улыбкой на лице спросила Калира, разглядывая огни усадьбы впереди. — Это твой дом?
— Он… большой, — невнятно поддержал сестру её брат.
Оба альва так до сих пор и находились в балаклавах, которые не снимали с самой тайги.
— Не такой большой, как у нас, — похвасталась мгновенно Алина.
Но уже секунду спустя нашу беседу прервал тихий шелест динамика и голос водителя.
— Господин, не пускают. Говорят не велено. Ночь на дворе. Хозяева отдыхают.
Ах, не велено! Дрянь! Бездна, дай мне силу держать себя в руках, ведь вроде бы никто и ни в чем не виноват.
Пришлось неспешно покидать машину и подходить к главным воротам, за которыми маячили четыре фигуры при полном снаряжении. Тёмная защитная броня. Клинки за спиной и на бедре и по два пистолета.
Беру свои слова назад. Богатырев молодец. Наладил быт. Всё выглядит по высшему разряду.
— Стой на месте! Ты кто?! — громко произнес ближайший ко мне.
— Хрен в пальто! — процедил я, вспоминая ругательства Лёни и Ярика. — Богатырёву набирайте! Живо! Скажи, что Лазарев прибыл. И живее! Иначе я сам войду…
— А ты кто такой, чтобы нам приказывать?! — откликнулся следующий. — Сказано же, не велено! Отдыхают все. Уходи подобру-поздорову. К тому же Лазарев мёртв. Схоронили его три месяца назад.
Бездна, дай мне терпения. Никто не виноват, просто это я слишком вспыльчивый.
— Не зли меня, боец! Я устал как собака! Держусь уже из последних сил. Терпением я не славлюсь, а настроение у меня сейчас полное дерьмо! — рявкнул я, а в следующий миг хватило одного резкого касания, чтобы кованые стальные ворота пошатнулись и жалобно заскрипели. — Ты думаешь, я шучу? Звоните ему, живо. Скажите, что Лазарев вернулся. Пусть тащит свою задницу сюда! Либо вообще пусть все тащат! Костров, Соловьев, Михайлюк, Лисин. Мне чихать!
