Красавица дернулась, как будто я в нее выстрелил, и, выхватив из за пояса хлыст, стегнула коня. Я даже и бежать не пытался, только отпрыгнул – и тут же лицо ожгло – раз, другой, я упал, защищаясь руками от хлыста, ноги поджал, бессмысленно прикрывая живот от нависших копыт.
Всадница, согнувшись с коня, яростно полосовала меня жгучей кожаной змеей.
– Ланкин, стой, зашибешь же нуба, шестой уровень у него, сдохнет ща!
– Он на меня дрянь какую-то повесил!
– Ты посмотри, что он повесил-то!
Хлыст остановился, Эллана с отвращением поглядела на скрюченного меня.
– Идиот!
Развернула коня, пришпорила, и вот – только следы от копыт по дороге. Оставшиеся двое двинулись за ней, последний весело крикнул: «На игроков не действует, парень. Попробуй с неписями, в селе, вон, бабка зачетная свиньями торгует! На свиней, кстати, тоже сработает»
«Базиль Дево, воин света».
Сам ты свинья, а не воин света.
С располосованной рожей, с руками в следах от хлыста и с только начинающей заживать спиной, грязный и оборванный я вступил в пределы славного села Разбориха. Это, конечно, была уже цивилизация. Дорога сразу выводила на засыпанную песком площадь, которую окружали избы с высокими крышами. На площади по кругу расположились знакомые палатки под полосатыми тентами. Продавцы в них дергались, шуршали, призывно размахивая соломенными руками, но, на удивление, молчали. Подойдя поближе, я понял причину: в соломенный рот торговца был засунут большой пучок зеленой травы, а чтобы кляп не выпал, вокруг головы была туго завязана грязная тряпочка жгутом.
– Это наш староста каждое утро каждого обходит, очень уж не любит, как они вопят, – сказал мальчонка лет десяти, отиравшийся у палатки. – Его изба вон стоит, ты туда иди, он всем задания дает.
– Спасибо.
– Спасибо в похлебку не положишь, – дай грошик, дяденька.
Я дал. Одни грошом меньше – одним больше, какая разница. Прошелся по рядам, разбираться с продаваемым было не к спеху, а вот скупка меня сейчас очень интересовала. Траву скупал уже четвертый торговец в ряду. Траву он покупал пучками, за десять ромашек – 5 грошей согласно прейскуранту. В ту же цену – подорожник. По 6 грошей оценивались пастушья сумка и зверобой, а вот за пучок дикой мяты или лютика лекарственного уже можно было разжиться 10 грошами. Что же, навыком травника, пожалуй, можно будет прокормиться. Плохо, но можно.
Прежде, чем знакомиться со старостой, пошел искать почту. Приметные белые крылышки и полосатый столб мелькнули с противоположной стороны площади, и вскоре я уже держал в руках два конверта. Один – от юриста Lesto. Второй – от некоего Ха Ха Митра.
