В те же дни своей молодости, когда он постригал свои волосы — а лицо его в это время было красивым, свежего и румяного цвета, — он устремлялся к прекрасному Господу с такими словами: «Ах, возлюбленный Господи, будь мои лик и уста такими же алыми, каков вид у всех красных роз, то и тогда Служитель Твой хранил бы их для Тебя и не отдавал бы их никому другому. Поскольку Ты один, любезный Господь, смотришь на сердце, невзирая на внешнее[189], то вот сердце мое являет Тебе знак любви, дабы с ним обращаться мне только к Тебе и ни к кому, кроме Тебя».
Когда Служитель надевал на себя новое платье или новую рясу, то сперва отправлялся в свое обычное место и молил Владыку небесного, Который даровал ему это самое платье, чтобы Тот ниспослал ему в нем спасение и счастье и помог носить его в согласии со Своей дражайшей волей.
До этого в детстве у Служителя была такая привычка: когда приходило прекрасное лето и появлялись первые цветочки, он воздерживался от того, чтобы сорвать или даже притронуться хотя бы к одному из них, покуда не сможет сначала приветствовать первым из них свою духовную возлюбленную: нежную и убранную розами Богородицу-Деву. Когда же, как ему мнилось, наступало время, то, погруженный в мысли о любви, он срывал цветы, нес их в келью и свивал из них венок. Затем шел в храм либо в капеллу нашей Владычицы, и, преклонив пред возлюбленной Госпожой благочестиво колена, вешал на ее образ венок с такими мыслями: «Поскольку она — прекраснейший из цветов, а равно летняя утеха его сердца, то пусть не отвергает с презрением цветы от своего Служителя»[190].
Один раз, когда он таким образом увенчал Прекрасную [Деву], ему явилось в видении, что небеса отворились и он узрел светлых ангелов — они восходили и нисходили в светозарных одеждах. И он услыхал, что челядь в небесном дворце, будучи исполнена радости, воспела песнь, самую прекрасную из тех, что он когда-либо слышал, а с особой радостью она пела песнь о нашей Владычице. Песнь звучала столь сладостно, что от великого блаженства его душа таяла и растекалась. Было похоже на то, как в день Всех святых о ней воспевают секвенцию: «Illic regina virginum, transcendens culmen ordinum, etc.»[191][192]. Говорилось же в сей песни о том, как пречистая Царица парит в славе и достоинстве над всем воинством неба. Он поднялся и стал петь вкупе с тем воинством, а в его душе остались от того пения сильный привкус небес и томление по Богу.
