. Если меня назовут вашей сестрой или кто-либо захочет на меня указать как на вашу сестру, то это будет для моего сердца особенно горько. Как жалко мне вас, что вы находитесь здесь, где зрите меня пред собой, и вам приходится из-за этого мучиться, ибо я знаю, что от всего, чего сердце естественным образом должно устыдиться, вы не можете уберечься. И никакого другого родства я никогда не должна и не смогу иметь ни с вами, ни в вас, чтобы ваши очи и уши не стыдились и не ужасались меня. А эти невзгоды, все их готова я вынести, принеся их в жертву Богу за свой страшный грех, лишь бы вы сохранили ко мне, несчастной грешнице, милостивое сочувствие и неизменное расположение и помогли моей бедной душе вернуть благоволение Божие».
На сию скорбную речь брат, придя вновь в себя, отвечал: «Увы, горячие слезы, излейтесь из полного сердца, которое из-за скорби сдерживаться больше не может! Увы, единственная отрада как сердца, так и души с моих младых дней! Увы, чадо мое, в коем я ожидал обрести усладу и утешение, приди ко мне и позволь прижать тебя к сему омертвелому сердцу твоего несчастного брата! Позволь залить лицо сестренки моей горючими слезами очей! Позволь мне возопить и разрыдаться над моим мертвым ребенком! Увы, тысяча телесных смертей — малый урон, а гибель души и чести — великое горе! О, страдание и паки страдание моего бедного сердца! Увы, Боже, милосердный Боже, что мне пришлось пережить! О чадо мое, прииди ко мне! Поскольку я вновь обрел свое чадо, то оставляю жалобы и стенания и ныне принимаю тебя в той благодати и милости, с какою, смею надеяться, и меня, грешного человека, примет в моем последнем пути исполненный милосердия Бог. Полностью прощаю тебе то безграничное страдание и горе, которое из-за тебя я уже перенес и должен буду нести вплоть до самой кончины, и хочу, насколько хватит мне сил, помочь тебе искупить твое прегрешение и исправиться пред Богом и миром».
Сие умилило всех людей, присутствовавших при этом и слышавших жалобы той и другого, и притом так сильно, что никто из них не мог удержаться от того, чтоб не расплакаться. Он же, то горестно причитая, то сладостно утешая, увещал ее — да будет на то ее добрая воля, чтобы ей тотчас же придать себя в послушание[133].
После того, как Служитель с несказанным позором и великим трудом и старанием вернул заблудшую овечку под длань милосердного Бога, Тому было угодно, чтобы ее приняли в месте, много более безопасном, чем то, в котором она жила прежде
