Я стоял, задрав голову, и смотрел на боевую машину, абсолютно доминирующую на полях битв как минимум пять сотен лет. Теперь я видел за воспоминаниями Мстислава о смешных фамилиях и странных гербах боярских родов десятки вот таких стальных колоссов, способных прийти и стереть в щебенку камни стен, превратить в фарш их защитников и размозжить в лепешку любого, кто был слишком слаб и слишком глуп, чтобы бросить им вызов. И уж тем более любого, кто посмел бы покуситься на данный богами порядок, где рода боярские владели всем и правили всеми.
Я видел перед собой символ бесконечного и безальтернативного феодализма, который в этом мире длился уже как минимум полторы тысячи лет. И я не мог придумать ничего, что могло бы ему угрожать.
А ведь у меня были смутные идеи о том, как я ловко завоюю все что захочу, с помощью самолично созданных полков “нового строя”, которые я подсмотрю из истории моего мира. Отгрохаю себе уютную империю с гаремом и… Так, ладно. Собрались. Надо внимательно посмотреть на это чудо магической мысли и понять, что с этим делать.
Я отдался во власть заемных воспоминаний. Мечи, оказывается, у них были разные. У правого под полуторный хват, у левого под одноручный. У обоих на одном плече огромные, как дверь гаража, красные каплевидные щиты. Формой, столь привычные мне на картинах с русскими средневековыми воинами в кольчугах, размерами они ставили меня в ступор. Толщиной в две, а то и в три моих ладошки, сделанные из проклеенных слоев дерева и обитые сталью. Такой щит способен остановить даже пулю от выстрела в упор из крепостного фальконета. По краям бронепластин, прикрывающих грудь и суставы, были выгравированы сложные узоры с вплетенными в них охранными символами. У одного в креплении на бедре шестопер, у другого кистень. Килограмм на сорок тянет. А вот левая рука у того, что с шестопером, кажись в Милане сработана, видны характерные изгибы.
Мстислав был, если не экспертом по местной броне, то близко к тому. И точно был экспертом в геральдике. На груди у обоих Гридней красовался символ, который мне уже попадался в этом здании, переплетенные розы. Просто раньше они казались мне элементом декора, а тут, в центре бронзовой эмблемы размером с люк от колодца, где розы обвивали щит и булаву, я понял, что это неспроста. Осторожно, словно боясь что меня за это ударят, я глянул на белые врата за гриднями. И вскоре обнаружил серебрянные розы в отделке петель и шляпок гвоздей. И в лепнине идущей по дверному проему.
