Я встал и осмотрелся. Надо было помочь своим, пока еще тело на адреналине, ногу просто жжет и она плохо гнется. Сейчас гормоны из крови вымоются, меня догонит боль и шок, и я уже не боец.
К счастью, остальные справились и без меня. Правда, не у всех прошло так же удачно. Я успел увидеть, как Илья выстрелил вслед двум последним полудушникам, убегающим в сторону леса. Один упал и покатился безвольной тряпкой. Полутряпкой. Но второй смог уйти. Мы тоже понесли потери. Весь забрызганный чужой темной кровью Оногур, присев на одно колено, бинтовал культю левой ноги десятника. Тот ругался и кусал бороду. Еще двое наших стражников, с яркими красными пятнами на белых мундирах, лежали рядышком на земле и стонали. Над ними хлопотали два оставшихся невредимыми их товарища. Последний валялся поодаль и даже отсюда было понятно, что он мертв — слишком сильно изрублен.
Илья помог осесть на землю держащемуся за грудь Дарёну, а сам бросился на женские крики. Точно, мы ж тут из-за женских криков. Женщины, вот всегда кровь из-за них льется. Я похромал было за Ильёй, но потом вернулся, забрал со “своего” полудушника шарф. Ну, мало ли, на перевязку может понадобится. Подумал, посмотрел на скукоженного бедолагу, разогнул на его руке золотые браслеты и надел на себя. Могут пригодиться. Например, бинты фиксировать. И только после этого пошел к раненным. Оногур уже сорвался вслед за Ильей. Я неплохо подготовлен в полевой медицине, но сейчас у меня не было никаких медикаментов, материалов, инструментов. У местных, кстати, тоже. В принципе, стабилизировать пострадавших мне было нечем. Я отрезал кусок рубашки и перебинтовал руку одного стражника. Десятник вырубился, но кровь из отрубленной ноги не текла. надо же, Оногур умеет в жгуты. Он, наверно, и руки вяжет на полупрофессиональном уровне. Вообще, надо его о прошлом поспрашивать, тертый мужчина, может что интересное расскажет. Я проведал Дарёна, заставил его глубоко и спокойно дышать, подозревая, что у него сердечный приступ. Это помогло — он порозовел, смог говорить, и объяснил, что у него фамильные боли. Его фамильяра клинком проткнули, вот он и “спочувствовал”. Хорошо если так. Спорить я с ним не буду. А вот раненых надо бы срочно эвакуировать. Я глянул, что там Илья возится. И понял, что тот влип. Я закатил глаза и заковылял к нему на помощь, морщась от боли при каждом шаге.
У девушек была истерика. К великому счастью, все они были скованны вместе длинной цепью, иначе уже бы давно разбежались. Некоторые вроде понимали ситуацию, но примерно треть в панике рвалась прочь или просто валялась на земле, рыдая. Илья бегал рядом, растерянный и беспомощный. Оногур стоял, держа один конец цепи. И ничего не делал. Похоже тоже растерялся. Или боялся пошевелиться — некоторые из пленниц явно боялись его не меньше, чем полудушников.
