Только в смерти | страница 6



— На последний дом перед концом фесова мира, — сказал Макколл.

VII

Они поднялись и пошли дальше; две с половиной тысячи солдат в длинной, неровной колонне. Ветер снова обрел силу и возобновил свою песню.

Таким образом, к Хинцерхаусу пришел Танитский Первый и Единственный, к дому в конце мира.

— Это будет проблемой, — сказал Элим Роун, пока они с трудом пробирались к главным воротам в пронизывающем тумане.

— Есть шанс, — размышлял Ларкин, — есть какой-нибудь шанс, что ты прекратишь говорить это? — Ветер визжал вокруг них. Он звучал так, как могли бы вопить черепа, если бы им отпилили все макушки.

2. ВХОД ЗДЕСЬ

День шестой (после выхода из С.П. Эликона). Восход в четыре плюс десять, значительная пыль, увеличивающаяся в восемь (или около того). Прогресс хороший (18 км). Цель достигнута в полдень минус двадцать. Не могу нормально осмотреть место из-за пылевых бурь. Продвижение идет, чтобы обезопасить, как я записал. Солдаты на модели удержания. Г. приказал расчехлить, из-за какого-то недовольства от р и ф.

Мне снова снилось, этой последней ночью, о голосах галдящих о ком-то не представляю надо мне поговорить с Доком Д, о своих снах. Поймет ли он? Может быть А. К.? Она может быть более восприимчивой. У меня проблема отражать это, после Гереона, у меня трудности с пониманием, что сказать А. К. Она изменилась. Не удивительно, полагаю. Мне задают вопрос, куда Анна, которую знал, попала.

Тяжело понимать, что делать для лучшего. В конце концов, они только сны. Я держу пари, смог бы я посмотреть в сны которые терпят эти Призраки, ночь за ночью, я видел и похуже. После заката я обошел лагерь. Я видел, как они нервничают и дергаются в своих спальниках, пойманные в свои кошмары. Хотя, как и я…

Сигналы с фронта. Разведчики возвращаются. Напишу больше потом.

— Полевой журнал, В.Х. пятый месяц, 778.

I

Сторожка была пуста девять сотен лет. Она была сделана из камня, плотно уложенного камня: пол, стены и крыша. Она большая. У нее эхо, которое не проверяли давно.

Фонари все еще горят. Свето-шары висят на древних трубках, тусклые и белые, как глаза рептилии. Свет, идущий от них, пульсирует, жесткий, затем мягкий, жесткий, затем мягкий, в тон с каким-то медленным дыхательным ритмом. Пульс Хинцерхауса.

На полу коврик. Его края изогнулись, как сухие крылья мертвого мотыля. На стене картина, рядом с внутренним люком. У нее витиеватая позолоченная рама. Холст грязно-черный. Это картина чего? Это лицо, рука?