Не я одна очарована происходящим на сцене: с каждой песней овации становятся все более бурными, градус общего возбуждения повышается. Исполнив очередной хит, Ян не спешит переходить к следующему, и фанаты взволнованно замолкают в наступившей тишине. Музыкант меняет электрогитару на акустическую и снова возвращается к микрофону.
– Песню, которую я хочу сыграть сейчас, вы наверняка неоднократно слышали по радио, однако впервые она прозвучала в гараже моих родителей пять лет назад. – Ян делает паузу, и я понимаю, что ему непросто об этом говорить, но он быстро берет себя в руки. – Это первая песня, которую я написал.
Зал прерывает его восторженными криками. Дождавшись, когда они стихнут, Свенссен продолжает.
– Она посвящена девушке, которая ушла слишком рано, и сегодня я хочу разделить воспоминания о ней с вами.
Пальцы перебирают струны, и еще до того, как Ян начинает петь, я понимаю, что уже слышала эту песню. Тогда, в Неаполе, в студии Олава. Опускаю камеру. Мелодия проходит сквозь меня, скручиваясь в солнечном сплетении, до боли сжимая сердце, заставляя чувствовать себя возмутительно живой. В ней – запах талого снега весной, залитый солнцем город, переплетающиеся пальцы, северное море на неотправленной открытке, стекающий по подбородку сок грейпфрута, стоящий в бухте парусник, женский смех, украденный поцелуй, букет белых хризантем, случайная встреча на мосту, замерший в уголках губ смех, надежда на то, что однажды двое найдут друг друга, повернув время вспять.
Ощущаю собравшиеся в глазах слезы, но сдерживаюсь, чтобы не заплакать. Никогда не думала, что песня может тронуть настолько сильно… Яркие лучи софитов скользят по моему лицу, и внезапно Ян Свенссен смотрит прямо на меня. Нет, в этот момент планета не останавливается, мы не влюбляемся с первого взгляда, как это бывает в мелодрамах со счастливым концом, но окружающий мир вдруг становится тише, краски смазываются, и у меня возникает четкое чувство, будто мы остались вдвоем среди десятков людей. Будто и весь этот клуб, и город – не более чем декорация к бесконечно продолжающейся секунде, в которой мы оба – потерянные и потерявшие кого-то, просто стоим и смотрим друг на друга. Не выдержав его взгляд, я моргаю, чувствуя, как по щекам текут слезы. Последние аккорды сливаются с прокатившимся по толпе вздохом, и через мгновение зал взрывается громкими аплодисментами. Когда они смолкают, я слышу за спиной чей-то диалог.
