– У вас корзин должно еще штук сорок остаться. Вы их что, продаете, что ли? – Толян поднялся и подошел к чечену. – Мы вам весной почти сто штук сплели. Где эти корзины? Лова-то крупного вроде не было…
– Тебе, собака, разница никакая, – чечен сплюнул под ноги. – Говорю тебе – десять корзин и пять ящиков на двадцать кило надо к пяти часам. Ты – раб. Говори с рабами. Со мной тебе не надо говорить. Сделаете – принесёте до пяти.
Он ещё раз сплюнул в сторону, воткнул в зубы спичку, развернулся и пошел, сунув руки в карманы узких штанов.
– Козлы, – тихо сказал Толян. – Вот откуда у них этот гонор? Такие же колхозники с безымянной горы. Начальное образование и дешевая жизнь. А понтов – как у министра.
Женя сорвал травинку, пожевал её и задумчиво произнес: – Вот когда нет в людях натуральной силы. Физической и душевной. Тогда они ведут себя нагло и по-хамски, чтобы так изобразить, что силы у них полно. Через край прямо сила капает.
– Помнишь, Наиль, мы год назад с ними сцепились? Четверо наглых молодых дурачков пришли вот так же и сказали, что мы им денег должны. Сто рублей. За то, что старший егерь рыбоохраны не дал им ремонтировать мотор лодочный, а привез его в ватагу и Толян с Гришкой его сделали. Как новенький стал. Ну, мы их послали подальше. Они аж на слюну изошли. Сказали, что сейчас как баранов нас будут резать. И кинулись на нас. Без ножей, правда. Ну, мы с тобой их мордами в берег воткнули и заставили песок есть. Так ведь ели! И прощения просили. Мол, погорячились. Теперь дружить будем. Не убивайте только!
– Они не все такие, – зевнул Толян. – Я в Чечне был на стройке до зоны ещё. Много видел там за два года. Так вот. Большинство мужиков там – очень приятные, честные, порядочные люди. И слово держат, и честь имеют, помогут хоть в какой беде. А вот эта шушера там не уживается со своими же. И колесят бригадами по просторам Союза, права качают и длинный рубль ловят. Да ну их в задницу.
– Во! – Там им место, – заржал Грыцько. – Ну, кто со мной лозу резать на корзины? Стасик, пойдём. А мужики пока тут ящики колотить будут.
И мы пошли. Взяли маленькие топорики, бутылку воды, и большой брезентовый тент, куда лозу складывать. Иначе не унесешь. До тальника можно было добраться только через жесткие и колючие кусты, названий у которых было штук пять. Самое популярное – напильник. Сходство с ним я уловил с первых же шагов по зарослям. Руки мы подняли над собой, а вот ноги, живот и спину напильник драл нещадно сквозь одежду. В юности мне приходилось пару раз перелезать через колючую проволоку в Чураковский сад на берегу Тобола, где мы заимствовали у государства яблоки и груши. После проволоки мы были похожи на израненных солдат, прошедших сквозь шрапнель, огонь, воду и медные трубы. Раны затирали зеленкой, неделю страдали от зуда глубоких царапин. Но сладость яблок ворованных перевешивала неудобства травматизма.
