Майра слушала голос Маниша и не слышала его, она была сейчас не в тенистом лесу. Пропали перешептывание деревьев и приглушенный рев водопада — глаза слепило яркое безжалостное, отражающееся от стен замка солнце; тихий шелест накатывающийся на песчаный берег мелких волн ласкал слух и дарил намек на прохладу, где-то вдалеке бряцала оружием армия неприятеля, а обжигающий ветер приносил из пустыни терпкий запах и ржание конницы врага. Майра видела мелькающий в окнах силуэт прекрасной женщины, она знала, что дальше с ними произойдет, и от этого на глаза накатывались слезы.
— Сделав вид, что сдалась перед коварством султана, — продолжал доноситься голос Маниша, — рани подъехала к его лагерю в сопровождении множества повозок со служанками и нарядами. Она смиренно попросила у султана разрешения попрощаться с мужем и получила его. Увидев царя, находящиеся в повозках воины-раджпуты, закрыли его и супругу своими телами и обеспечили им отход за стены форта.
Правда, обманутый Ала-уд-дин напал на крепость. Численность осаждавших превосходила, и когда защитники поняли, что больше не могут сдерживать неприятеля, женщины умертвили детей и сожгли себя, а мужчины вышли из-за стен укрепления на последний бой — истинный воин-раджпут не мог оказаться в плену и стать рабом неприятеля.
Вот такая печальная история, но героизм защитников, мудрость и отвага рани Падмини воспеты в веках. Это история твоего рода Майра. Ты не плачешь? — Маниш заглянул в светлые печальные глаза. — Не грусти. Это было давно. Хочешь искупаться? — он вскочил и стянул футболку.
— Я? — очнувшись, рассмеялась Майра, указывая взглядом на джинсовую юбку. — Не самый подходящий для купания наряд, — она старательно отводила взгляд, но невольно возвращалась к рассматриванию поджарой, еще мальчишеской, фигуры друга — развитые плечи, мышцы, уже обрисовавшиеся под смуглой кожей, пресс со старательно нарабатываемыми кубиками и низко, очень низко сидящие шорты. Майра смутилась, сморгнула и все-таки отвела глаза. Она, конечно, видела голого по пояс Ранбира, но он брат, свой, с детства знакомый, а сейчас возникло будоражащее чувство чего-то запретного.
Сделав вид, что не замечет изучающего взгляда, Маниш ласточкой нырнул в обжигающе-холодное озеро.
