— А коли скажешь кому, в тот же момент обратишься в старуху, — спокойно закончила Несмеяну. — Гадкую, сморщенную, скрюченную… В лягушку обратишься. В жабу.
Матрена отдернула руку. Сделала шаг назад.
— Ты не посмеешь, — в ужасе выдохнула она.
— Отчего же? — спросила Несмеяна.
Матрена сделала шаг назад. Потом еще. А потом кинулась бежать. Скрылась за поворотом. Несмеяна постояла немного, приходя в себя, затем опустила ведро в колодец, вытащила полное и умылась из него на несколько раз, прося у воды смыть ту ложь, что она только что произнесла. Стало полегче, но все равно сказанное жгло язык и сердце. Стыд опалил лицо. А если ребеночек уже внутри и услышал?.. Она не хотела так…
Но вилами в живот…
Туда, где ее дитя…
А если и его…
И Несмеяна вдруг осознала: ради своего ребенка она сможет убить. И лучше Матрене было узнать об это заранее.
Она выплеснула воду в кусты, набрала новую, отнесла в дом, а потом снова вышла за ворота и направилась на кладбище. Там в земле лежало два важных для нее человека. Первой она навестила бабку Марфу. Рассказала, что замуж вышла, что в новом доме ее не обижают, что муж хороший и ребеночка ей обещал.
— Бабушка, — шепнула она, — я злые слова сегодня сказала. Не себя защищала, дитятко. Как теперь быть?
Подул ветерок, и на могилу опустилась белая голубка. Курлыкнула, поклевала что-то на земле и улетела. И Несмеяна решила, что это добрый знак. Попрощалась и пошла дальше.
Над могилкой матушки росла рябинка. Раскидистая, она склонялась, прикрывая ее от дождя, снега и летнего зноя. Сюда Несмеяна ходила только с хорошими новостями, чтобы матушку зря не расстраивать. Она ведь и так все видит, так пусть думает, что дочь плохого не замечает, от того всем легче.
Посидела в тишине, послушала шелест листьев, шмыгнула носом и утерла выступившие слезы. Все слова, что надумала, пока шла, куда-то исчезли, словно ветер унес. И все, чего теперь хотелось — снова оказаться в материнских объятиях.
— Светозар мне сказку рассказал, — наконец сказала Несмеяна. — Матушка, я тебе ее тоже расскажу.
Положила руку на живот.
— Испекла бабка колобок…
Первенца они назвали Климом. Имя предложил Светозар, но Несмеяне оно очень понравилось. «Милосердный».
Ходила она с ним легко. Настасья все удивлялась и, кажется, по-началу даже не верила, что так бывает. А Несмеяне не верилось, что бывает по-другому. Роды стерпела стоически. Ни разу не вскрикнула. И может быть и была после них слаба, но Светозар пришел, обнял, прошептал что-то в лоб — Несмеяне показалось, внутри теплее стало, — и на следующий день она уже готова была вспорхнуть с кровати, но получила увещевание от всей семьи. Пришлось полежать еще седмицу.
