В течение нескольких часов не поступало других признаков надвигающейся бури.
Мои сто тридцать „глаз” наблюдали за Бетти все утро, предшествовавшее погожему, прохладному весеннему дню, потонувшему в солнечном свете, сочащемся медом над янтарными нивами, текущем по улицам, заполняющем витрины магазинов... дневном свете, уносящем остатки ночной сырости с тротуаров и красящем в оливковый цвет набухшие на ветках придорожных деревьев почки. Этот яркий свет, от которого выцвел когда-то лазурный флаг перед мэрией, превратил окна в оранжевые зеркала, рассеял пурпурные и фиолетовые тени на склонах гряды
Святого Стефана, раскинувшейся в тридцати милях от города, и спустился к лесистому подножию холма, будто сумасшедший художник выкрасил это море листвы в разнообразные оттенки зеленого, желтого, оранжевого, голубого и красного.
Утреннее небо на Земле Лебедя окрашено в кобальт, днем приобретает оттенок бирюзы, а закат — рубины с изумрудами, холодный и блистающий, как ювелирное украшение. Когда кобальт побледнел, покрываясь туманной дымкой (одиннадцать ноль-ноль по местному времени), я поглядел на Бетти своими ста тридцатью „глазами” и не увидел ничего стоящего внимания, ничего, что предвещало бы последующие события. Только непрекращающийся треск в радиоприемнике аккомпанировал фортепиано и струнным.
Смешно наблюдать, как мозг персонифицирует предметы и превращает мысли в образы. В кораблях всегда подразумевалось женское начало. Можно, например, сказать „добрая старая посудина” или „быстроходная штучка”, похлопывая ее по фальшборту, и ощутить ауру женственности, которая плотно облегает ее формы, и наоборот — „чертов драндулет!” или „будь проклят тот день, когда я сел за баранку этого пылесоса!”, когда у вашего автомобиля отказал двигатель. Ураганы — тоже женщины, впрочем как луны и моря. С городами дело обстоит по-другому. Они, вообще говоря, бесполые.
Никому не придет в голову сказать о Сан-Франциско „он” или „она”[4]. Но иногда, тем не менее, они носят атрибуты того или другого пола. Этим отличаются на Земле, например, портовые города Средиземного моря. Не исключено, что причиной тому бесполые имена собственные, бытующие в данном районе, но в любом случае имя расскажет вам больше о жителях, чем о самом городе. А вообще, мне кажется, все гораздо сложнее.
Спустя два десятилетия после основания актом муниципального совета станцию Бета окрестили женским именем Бетти официально. Я считал и считаю до сих пор, что причина этого одна: ранее Бета предназначалась для отдыха путешественников и профилактического ремонта. Бетти не претендовала на роль дома, но чем-то доходила и на отчий дом, и на веселый привал: земная пища, новые лица, звуки, пейзажи, дневной свет... Если вы из тьмы, холода и безмолвия вдруг попадаете туда, где тепло, светло и играет музыка, вы любите это место, как женщину. Нечто подобное чувствовал мореплаватель древности, когда высматривал на горизонте землю, сулящую отдых после долгого пути.
