– Золу приготовила, соль тоже, галстук его у меня остался, галстук подойдет? Дальше – оловянная пепельница, правильно я говорю?
– Ой, ты не одна? – услышав надсадный кашель со стороны занавески, забеспокоилась девица, выдернула куртку, на которой сидела и попятилась к двери.
– Сиди, Оксанка, раз пришла – беззубо прошамкала старуха. Затем, медленно, с достоинством, и, даже где-то с гордостью, взяла с припечка5 алюминиевую кружку с отваром, отпила сама, отбросила тряпье с лежанки, приподняла почти невесомое тельце и стала осторожно вливать горячий напиток в полуоткрытые губы ребенка.
– Ты, че, Опера, домовенка втихаря родила, а теперь выхаживаешь? – глаза у девицы округлились донельзя, одновременно страх и любопытство толкали ее вперед, она на цыпочках подошла и встала за спиной старухи.
– Не твоего ума дело, может и родила…
– На новорожденного не похож. Ты что опыты над ним ставишь? Годков шесть будет. А с волосами что? Что это за пучки? Неужто это все, что от волос осталось? А голова-то квадратная… Она перешла на шепот, прикрыв пальцами рот, но вопросы из нее так и сыпались.
– Не квадратная, а идеальная – раздраженно ответила старуха.
– Идеальная – это когда круглая – посмела перечить Оксанка.
– Круглая – это круглая, а у нее голова идеальная – прошипела старуха. – Худющий-то какой, рученки, прям, насквозь светятся…Ты, что в погребе его держала? Мертвеца краше в гроб кладут.
Слушая только себя, пожирая глазами ребенка, она сыпала и сыпала вопросами.
– Цыц, оторва, затарахтела… Может и в подвале…Осторожно перевернув ребенка на бок, прикрывая тряпьем от чужих глаз свою находку, старуха опрокинула остатки напитка себе в рот, сглотнула и захихикала:
– Может и опыты, тебе какое дело? Спрашивай да убирайся, глаза б мои вас не видели.
– Да ты что, Опера, обиделась? На-ка вот, я тебе печенье принесла и молочка, а это ступка новая, из дуба, как и заказывала „Дуб-дубище, дай мне силу-силище”, звонко захохотала Оксана и тут же осеклась, наткнувшись на злющий взгляд колдуньи.
– Я тебя предупредила еще в прошлый раз, Оксанка, больше сотрясать воздух не буду, знания даются свыше или передаются от матери к дочери…
– А может маменька моя и передала мне еще в утробе знания эти самые, да только сказать не успела, погибла ведь трагически, сгорела от водки, да ты знаешь, сколько раз я рассказывала. Ну вот, скажи, отчего зудит во мне этот интерес к колдовству всякому? – она порозовела от удовольствия, озвучивая запретную тему. Там, в городе на нее косо поглядывали и давно уже сторонились знакомые, подсознательно чувствуя, что с ней что-то не так. И только здесь она вся раскрывалась не оглядываясь, набивалась в подруги, выуживая знания по крупицам.
