– Мерзавец! – прошипела она, давясь от ненависти. – Гнусный насильник! Извращенец!
Хафиз сделал недовольный жест рукой, и внезапно звуки перестали срываться с губ Виты. Она открыла было рот с намерением обругать Хафиза позатейливее – ничего.
– Это тоже на время, дорогая, – пояснил колдун, снимая колпак и обнажая бурую шишковатую лысину, – чтобы ты поразмышляла над тем, какие слова более приличествуют столь интимному моменту.
Он навалился на нее, поймал сухим сморщенным ртом ее ускользающие губы, провел скрюченными артритом пальцами по гладкой шее и плечам. Виту передернуло от отвращения. Боже мой, меня изнасилует столетний старикашка! Кому рассказать – не поверят…
– Что здесь происходит? – раздался требовательный женский голос с капризными нотками.
Хафиз с явной неохотой оторвался от сладкого молодого ротика и обернулся. Вита тоже повернула голову, любопытствуя, кто вольно или невольно спас ее от неприятной участи, и сердце, всколыхнувшееся было надеждой, снова упало. Из огня да в полымя, мрачно подумала Вита.
Посреди комнаты, изумленно глядя на своего посвященного, стояла Миленион.
– Вот как? – приблизившись, она окинула Виту взором, в котором читалась нехорошая насмешка. – Ты и впрямь не зря ждал эту птичку, Хафиз. Неужели у вас роман?
Она дернула Виту за подбородок тонкими пальцами, больно оцарапав ее длинным ногтем, выкрашенным черным лаком:
– Нет, конечно же, нет. Зверушка угодила в силок. Так даже лучше. Белый ублюдок наверняка прикончил бы тебя слишком быстро. А раз ты у меня в руках, я сумею насладиться твоей смертью. Ты заплатишь мне сполна.
За что? – мучил Виту вопрос. К несчастью, лишенная голоса, она не могла его задать.
Миленион заметила клинок Виты, лежащий на полу, быстро подошла и подняла его.
– Ого! – она повернула лезвие краем к свету, покачала его, любуясь бликами. В этом коротком слове прозвучало уважение и восхищение, маскируемое надменностью.
Она ловко рассекла воздух с резким свистом, затем подошла к Вите, поигрывая мечом, как бы шутя приложила холодную сталь к пульсирующей на шее жилке. Вита сглотнула, на лбу выступил пот.
– Что? – зло засмеялась Миленион. – Трясешься, смертная? Наверное, это унизительно – быть зарезанной собственным оружием. Так я с тобой и поступлю… если ты не умрешь раньше, а уж об этом я постараюсь позаботиться. По одному дню пыток за каждый день жизни, который ты у него отняла!
У тебя осталось меньше одного дня, хотела сказать Вита, но немота не давала ей шанса объясниться с Миленион.
