– Хочешь знать, куда вернее ударить? – окрысился Хешшкор. – Перебьешься!
– Ну, я и сама могу догадаться, – невинно заметила Вита. – В сердце, например. Или в голову. Или отрубить обе руки. Иначе ты не сможешь исцелить себя, правда? Ты должен быть в сознании и делать вот так, – она изобразила его движение.
– Ишь, умная выискалась, – зло бросил Хешшкор. По его лицу Вита поняла, что попала в точку.
– Ладно, прости, – сказала она мягче. – Я совсем не собираюсь выводить тебя из строя. Мы ведь союзники.
– Приятно слышать, – буркнул бессмертный все еще обиженно.
След от раны исчез, а секунду спустя и трико стало целым и чистым, как будто ничего и не было.
– Вот классно, – восхитилась Вита. – А почему бы тебе не сделать и с моими болячками то же самое?
– Ты-то не бессмертная, – он взглянул на нее с превосходством, но вдруг осекся, сгреб Виту в охапку и приложил палец к губам: – Тсс…
Вита посмотрела в том же направлении и увидела, как воздух близ Миленской чаши колеблется.
– Прячемся, – шепнул Хешшкор.
Они юркнули за выступ скалы и слегка высунули головы. Странные флуктуации воздуха тем временем выявили женскую фигуру, скрытую фиолетовой накидкой. Вите стало стыдно, что из-за своей мелкой стычки они чуть было не пропустили появление неизвестной. В неярком голубом свете барьера Вита разглядела ее лицо: темные глаза, вздернутый нос, тонкие алые губы… Волосы были чернее ночи.
– Миленион, – едва слышно прошептал Хешшкор.
Миленион, бессмертная Тьмы. Покровительница Хафиза. Вита почему-то была уверена, что слышала это имя где-то еще, вне связи с Хафизом. Но сейчас ей было не до копания в памяти.
– Безмозглый старикашка! – гневно произнесла Миленион, топнув ногой. Похоже, барьер и для нее явился неожиданностью. – Ничего умнее он придумать не мог! Я, богиня, вынуждена по милости этого выжившего из ума ночного горшка топать пешком, как последняя смертная!
Вита почувствовала, что была не совсем права, считая Хешшкора наглым, циничным, высокомерным ксенофобом. Пожалуй, Миленион дала бы ему сто очков вперед по этой части.
Миленион с недовольной гримасой воздела руку, и чаша, преобразившись в кувшинчик, наклонила свой носик до самой земли, и из него, словно сметана из соусника, к ногам богини скатилась дорожка. Миленион вальяжно прошествовала по ней вверх. Вита сжала руку Хешшкора:
– Что же мы стоим на месте? Вот он, путь!
– Она заметит нас, – нерешительно проговорил Хешшкор, глядя на мостик, по которому, будто пава, выступала Миленион.
