Напуганная Гертруда кое-как промямлила в ответ:
– Гоцци, брат, не расходись так сильно, пожалуйста, прости, я понимаю, как я виновата, но пойми…
Гоцци прервал её криком:
– Слышать от тебя сейчас ничего не хочу, позорище!!! Вставай, одевайся, да я тебе в первую очередь выпорю розгами знатно, побольней, чтобы неповадно было!!! Ни я, ни родители тебя не наказывали, а сейчас я точно тебя высеку!!!
Испуганная Гертруда, побелев от испуга, стала просить:
– Ой, Гоцци, брат, не надо, пожалуйста…
Но Гоцци её не слушал, уже крикнул горничной ведро с розгами сделать и принести, потом посмотрел с гневом на шторку, за которой спрятался Джовано. Заметив, что отрок уже оделся и снизу в белоснежные чулочки, ботинки и синие кюлоты, и сверху и белую рубашку с манишкой, и тёмно-синий камзол, и бежевый кафтан-жюстокор, и привёл себя в должный вид, даже волосы уже лентой в хвостик собрал, крикнул на него:
– Джованни, оделся, позорище неблагодарное моё?! Тогда что стоишь?!! Марш к себе в комнату, я с сестрой разберусь, потом с тобой разговаривать буду, свинья неблагодарная!!!
Смущённый и испуганный Джовано выскочил из комнаты Гертруды, прибежал к себе и притих, будто мышонок, уткнувшись в книжку, чтобы как-то отвлечься от того неприятного холодка по телу, что у него был сейчас и в тот день, когда Гертруда в первый раз домогалась его…
… Из комнаты Гертруды какое-то время, чуть меньше часа, слышались визжание поросёнка, вой, рыдания и крики:
– Ой, больно!!! Ой, больше не могу, так больно-о-о-о!!! Гоцци, брат, хватит, пощади-и-и!!!
Когда же крики кончились, Гоцци с гневным и пренебрежительным выражением лица появился на пороге комнаты отрока Джовано. У Джованни от боязни ручки затряслись, но мальчик-отрок набрался храбрости и хотел начать объяснение:
– Сеньор Гоцци, я тысячу раз прошу прощения за произошедший постыдный случай, мне, правда стыдно, что после всех ваших благодеяний я невольно, совершенно не желая того так подставил вас, но, я умоляю, дайте мне шанс. Я объясню с самого начала как вышел такой неприятный конфуз, что я не хотел этих отношений, я сам пострадал…
Но, увы, в первый раз в жизни Гоцци проявил жестокосердие и равнодушие, он не стал слушать рассказ Джовано о домогательствах Гертруды, потому что сейчас уже не верил отроку, очень быстро восхищение и благосклонность Гоцци в адрес Джовано сменились ненавистью…
… А жаль, если бы он послушал, как издевалась его сестра над отроком, когда самого аббат не было дома, сколько боли и унижения причинила своим принуждениями, он бы понял Джовано и вместо скандала, мальчик получил бы понимание и поддержку…
