– Слушайте, что-то не везёт нам совсем. Мне сообщили, что у вас там свет в районе могут отключить, на ремонт. Фонари на батарейках почему-то все быстро садятся там, поэтому, если вдруг что, на крыльце есть керосинка, но пустая. Надо докупить горючее.
– Спасибо, что сообщили, буду знать, Михаил – возникла пауза. – Знаете, сорняки снова что-то примяло, ещё сильнее прежнего и теперь в форме идеальной окружности.
– А, так понятно теперь! Это Витька Конь, сосед с той стороны улицы. Он на заводе местном работает и листы металла оттуда тащит, на цветмет. Круглые, прямоугольные, всякие. И видать бросает у нас, пока перекур у него. Через лес, помню, ходил все, чтоб не видел никто, через Лёнькин двор залезал, тот что справа от нас, а они собутыльники, тому все одно было, если ему нальют потом. Затем через наш двор пёрся. Батя мой покойный устал гонять его.
За завтраком, сидя на крыльце, я приметил, что в образовавшееся пространство посреди сорняковой стены аккурат попадал Витькин участок, как бы намекая на его причастность к противодействию моей спокойной писательской деятельности. Ничего. Доберусь до него, пообщаюсь.
По пути за керосином для лампы я, проходя кирху, вглядывался в одинаковые худощавые силуэты, снимавшие разбитую черепицу. Татуированного вроде не было. Вдруг он, подтверждая, что я правильно распознал его хищную природу, беркутом налетел на меня сзади.
– Ты тоже его видел? – выпучив стеклянные жёлтые глаза, бросил он.
– Кого? Витьку?
– Какого Витьку? Того, что мертвец или калека? Подожди… там разросшиеся сорняки, так ведь? Пригорок там еще? Камни там в углу крупные, по окружности выложи их – проговорил он беспокойно с заметным оттенком помешательства – после заката выложи их и все, тихо будет.
Вчера я почти поверил в его ремиссию и рассчитывал в ближайшие дни на содержательную и питающую писательское воображение беседу, но сейчас он настойчиво тараторил одному ему понятный монолог, схватив меня за рукав своими цепкими пальцами. Мне пришлось сделать вид, что я спешу, и решительным движением освободиться из сжатых костлявых кулаков. По дороге до магазина я позабыл практически все, что он успел мне наговорить, но упомянутые им разросшиеся сорняки и камни по окружности все-таки смогли пустить корни в моей памяти.
На обратном пути я решил навестить Витьку Коня, чтобы обсудить с ним запрет на трансфер цветных металлов через территорию моего суверенного двора. Я настойчиво постучал в его хлипкую облупившуюся дверь. Вскоре из-за нее послышались усталые старческие вздохи. Потом – звон упавших на пол ключей. Еще через пару минут ключ начал размеренно биться о дверь в попытках разместиться в замочной скважине. Когда дверь открылась, я без лишних слов понял, что старик, у которого на обе руки приходится три с половиной пальца, едва-ли до сих пор подворовывает с завода листы и в ночи тащит их через лес и соседские дворы. Повисла неловкая пауза, и я решил все же сделать старания деда по открыванию двери менее бессмысленными, одновременно разобравшись с подозрениями насчет оставшегося соседа.
