– Добрый день, Михаил… Холодильник – это ничего… Но тут… знаете, ваши разросшиеся сорняки во дворе ночью что-то сильно примяло, что-то большое, и я не могу понять, что именно их…
– Может собака соседская через забор перелезла и в траве возилась, играла? – уже спокойнее произнес владелец.
– У них разве есть собака? Я что-то не заметил ее, лая тоже не слышал.
– Загляните к ним через забор, здоровая собака у них, рыжая, на медведя похожа.
Я спустился и подошел ближе к забору соседей, чтобы осмотреть их участок целиком.
– Я вижу только всякие собачьи принадлежности, но самой собаки нет.
– Да бегает может где, черт ее знает, в одном дворе повалялась, в другом…
– Ну ладно, понятно… дом еще скрипит у вас как-то сильно, что-то щелкает периодически, постукивает…
– Вы в старых домах давно бывали? Хоть один дом помните, где не было такого? – произнёс он с интонацией торгующегося лавочника.
Возникшее рутинное обсуждение приземлённых вопросов вернуло мне ощущение обыденности происходящего.
Во дворе было по-прежнему так безмятежно тихо в отличии от гремящего старостью дома, что я решил позавтракать на крыльце, обдумать планы на день и здесь же приняться за работу. Каких-либо конкретных идей для рукописи пока не было, но неработающий холодильник вынуждал меня отправиться за свежими продуктами и, видимо, за вдохновением для рассказа. Зайти бы еще к соседу с собакой, чтобы загадка сорняков окончательно перестала перетягивать на себя часть необходимого в работе внимания.
Я шел по ухабистой пыльной дороге. Изредка мне навстречу неслись гремящие гнилые корыта. По обеим сторонам дороги устало высились останки недоизнасилованных сооружений прежнего мира.
У одного из подобных артефактов, полуразрушенной кирхи, возилась группа тощих рабочих в одинаковых выгоревших робах. Здесь я решил начать сбор своего материала.
– Парни, а чем заняты тут, что строите?
– А мы с города приехали, с лечебницы, реабилитацию проходим, помогаем двор церкви разобрать и подготовить все для реставрации.
Шея и руки откликнувшегося парня были покрыты бесчисленными шрамами и татуировками в форме кругов разных размеров, а иссохшее жилистое тело казалось и изможденным, и несгибаемым одновременно.
Подражая грубости и прямоте селян, я бестактно спросил:
– А от чего реабилитацию проходите?
– А по-разному. У кого ширево, у кого синька, у кого ещё что.
– А у тебя?
– Шизуха, как говорят, но в ремиссии, иначе не болтал бы я тут с вами, не пустили бы – натужно заулыбался он.
