«Бей ведьму!».
Алена нервно сглотнула.
– Мы-и-и вместе пла-а-атим, – прокатила на языке Хозяюшка и очень нехорошо наклонила голову. – Пятьдесят на пятьдесят.
Не дожидаясь, пока она нацелит рога и скребнет и копытом, Алена заставила себя говорить.
– А-а-а, вот как. Прости, я не так тебя поняла, – промямлила она неуклюже. – Я думала, он живет за твой счет.
Алена скорее позволила бы проткнуть себя вилами, чем жить с постоянным парнем и самой за себя платить. Но вслух сказать не осмелилась.
– Естественно, нет, – сказала блондиночка. – Мы скидываемся.
– Понятно, – выдавила Алена.
Селянки переглянулись.
– Постой-ка, это ты – новенькая? – спросила стоявшая рядом с Хозяюшкой девушка в мешковатом свитере и толстых очках. – В спортивную? Вместо Ирки?
Алена кивнула.
Врачи говорили ему: контузия легкая. Со временем все это пройдет. Возможно, прошло бы, Олег этого не знал. Когда, после возвращения в город, он узнал, что мать его умерла, Олег особо не заморачивался здоровьем.
Пил, принимал наркотики, пытался забыться, как только мог.
Затем эпилепсия, припадок, память наполовину стерта, он в госпитале, у его койки силит отец. Нет, не родной, не биологический. Тот, кого он, Олег, называл отцом. Муж его матери.
Кан. Дмитрий. Матрица.
– О, господи! Олег!.. – он помог ему вытащить трубку из горла и подал стакан воды.
– Привет, – Олег слабо дернул лапкой.
Ему было стыдно. Рванул в армейку таким героем, чтобы впечатление на авторитетного папу произвести. В итоге, плен и контузия, и еще дыра в жопе. Сходил, называется, за медалями. Как падаль мерзкую домой привезли.
Нет, Кан его ни словом, ни взглядом не попрекнул. Лишь обнимал, прижав к себе. Вроде бы даже плакал, но Олег сам себя теперь презирал.
– Да что ж ты творишь, придурок! – взорвался Кан, когда радость схлынула. – Ты понимаешь, что у тебя контузия! Тебе даже просто пить нельзя, а ты еще в нос долбишься!.. Чем ты думаешь, мать твою, Олег?!! Это просто чудо, что твой задрот знаком с моей девушкой и они немедленно сообщили мне! Ты не дожил бы до утра, если б мы тебя не забрали!..
И все в таком духе, и тра-ля-ля! И про его отца непутевого, и про спившуюся мать. И Олег сам заплакал.
Мать он любил. Олег ее еще трезвой помнил.
Такую красивую, воздушную, неземную. Как фея. Если бы Кан не грохнул тогда Андронова, Олег бы сам его придушил. Медленно. Чтобы, глядя в глаза этого ублюдка, который испортил жизнь его маме, увидеть в них и страх, и агонию, и понимание, что за все на свете надо платить.
