? Эта, по крайней мере, любила Олега.
В глубине души, Максим это знал. Как он всегда знал и верил, что Соня любит его больше остальных.
– Слушай, Малой, я знаю, что ты сейчас чувствуешь. Можешь не верить, но я ведь тоже и страдал, и любил. И я тоже по краю шел, не в силах сопротивляться… Ни одна телка не стоит того, чтобы умереть.
– Моя сестра всегда говорит, ты ей жизнь испортил, – сказал Олег.
Кроткий мрачно посмотрел на него.
– А что тебе твоя говорит? Что ты ей свет принес?
– Точно… Слушай, давай в «Самбери» заедем.
– Открой.
Она подчинилась. Загадала про себя: если он вновь с пустыми руками, то выгоню. Олег был нагружен пакетами «Самбери». Не зная, как это расшифровать, Алена посторонилась, позволив ему войти.
Потом расплакалась, когда обнаружила там какие-то бытовые, необходимые, но полностью лишенные всякого романтизма, вещи. Консервы. Гречку. Спагетти. Сырокопченую колбасу…
– Ты издеваешься, или что? – завопила Алена.
Олег не понял. Он никогда ее особо не понимал, а тут еще и башка гудела. И боль предстоящей разлуки текла по венам… Лишь когда Алена в истерике швырнула в него «Доместос», он понял: что-то идет не так. Мозг еще думал, что именно, когда сама собой взлетела рука.
Отец был прав: она была ядом.
Он дал ей пощечину. Сильно, резко и жестко. Алена отлетела к стенке, упала и осталась лежать на полу.
– Если ты, сука, еще раз повторишь что-нибудь подобное, я выпущу из тебя кишки и намотаю тебе на шею.
Она поднялась на локтях, неловко села, держась за скулу и рассмеялась:
– Да, ну давай! Намотай! Маленькое ничтожество!
Олег не стал бы вставать, если бы противник превосходил его по росту и весу, но Алена понятия не имела о подобных вещах. Она поднялась и сплюнула ему под ноги. Кровью сплюнула.
– Хочешь убить меня, так убей. Или просто заткни свой рот и вывались из моей квартиры!
Не помня себя от бешенства, Олег ухватил ее за волосы на затылке, ударил по лицу открытой ладонью и протащив в комнату, швырнул на диван.
***
– Ангела, можно с тобой побеседовать? – сказал Олег, зависнув на косяке.
Он уже собрал вещи и теперь бездумно раскаиваясь, не знал, что делать. Алене он не звонил: понимал, что сейчас не время. Звук удара по-прежнему стоял у него в ушах. И то, какая она была мокрая. И как он кончил в нее, в какой-то идиотской попытке оставить последнее слово за собой. И как она хохотала, уткнувшись в диван лицом.
Да. Она больна. И только поэтому так сильно его заводит. Потому что он сам больной.
