Помню, как мне становится все равно
Из за троек по математики.
Помню, как машина окатывает меня весенней водой,
И я плачу в тубзике на втором этаже.
А какая-то девочка старше меня
Говорит:
Ну ты чего?
Давай помогу отмыться.
И мир вдруг переворачивается
И снова встает на место.
И мне вдруг так хорошо.
Рядом с незнакомой красивой девочкой.
И я потом много еще побеждала.
И – никто – не умирал.
***
Можно быть плошкой для супа,
Можно святою чашей.
Я разрешаю, я разрешаю
Быть себе и другой такой же
Девочке,
Курящей тайком от мамы,
Выкрашенной в ошибки,
Видящей на остановке
Вросший в кирпич плакат.
«Кому ты нужна курящая?»
«Кому ты нужна говорящая?»
«Кому ты нужна настоящая?»
Только, только себе.
А еще собакам в приюте,
Музыке на телефоне.
Если собьет машина – умрешь,
Она будет дальше играть.
Я разрешаю, я разрешаю
Тебе умирать
Только неосторожно,
Медленно, медленно,
Лет через 45,
От рака легких
В лечебных предгорьях Кавказа,
Слушая, как сестра говорит сестре
На чужом для них языке
(Потому что родной
Третья поросль мигрантов не помнит),
Сестра говорит сестре
На чужом для них языке:
«Когда я здесь,
Мне кажется,
Бог слышит мои молитвы».
Я улыбнусь им
Желтым старческим ртом
И затаенно их пожалею.
Как же мне повезло,
Как же мне повезло.
Он слышит меня везде,
Даже когда я плошка,
Даже когда я не чаша.
***
Девочка, милая девочка,
Ты надеваешь тоненькие колготки.
Посмотри, какая стрелка по ним пошла.
Точно так же расползается время.
И жизнь человеческая –
Всего лишь дыра, сквозящая
В сторону смерти.
О материи
Тебе расскажут морщины,
О тщетности чувств и слов –
Любящие мужчины.
Девочка, милая девочка,
Я мог бы тебя научить
Быть крепче кремния,
Неуязвимей песка.
Я мог бы тебя научить
Быть опасней воды.
Но пока ты пытаешься
Замазать бесцветным лаком
Дыру на колготках,
Бесполезны мои труды.
