Провожая меня до дверей, наблюдая, как я с идеально выпрямленными волосами сажусь на свой велосипед, владелец салона и его супруга трепетно переживали, не растреплет ли ветер мой четкий пробор. После чего мастер возвращался к очереди ожидавших его клиенток.
Я все реже заставала Хатидже, убирающую и начищающую что-либо, по простой причине отсутствия в квартире ненужных вещей и бездарных предметов якобы суперстиля. Приходя раз в неделю, она выполняла всю домашнюю работу разом и оставляла приготовленную еду в четырех вариантах блюд остывать на плите. Ощущая свою незаменимость, Хатидже, кажется, полюбила меня за то, что я не вторгалась в ее пространство чистоты, порядка и кулинарии. Обрадованная новым выбором Эрола, на этот раз, по ее мнению, не прогадавшего, наша домработница никогда не задавала лишних вопросов, чем была мне особенно приятна.
Стоит признаться, что за прожитый в Fenerbahçe месяц мне вряд ли удалось погрузиться в турецкую культуру и впитать местные традиции. Здешние жители относили себя к продвинутому классу европеизированных турок, разрешая себе множество непозволительного в деревнях и провинциях. Мотивируя свое поведение образованностью и либеральным мышлением, одновременно они осуждали соседа, брата и лучшего друга за точно такие же действия и поступки. Возмущаясь и сплетничая о ком-то, произносили часто повторяющееся слово Ayip[2], таким образом выражая несогласие и осуждение. Не знаю, прописана ли в Коране одна из христианских заповедей «Не суди́те, да не судимы будете», напоминание о которой так необходимо здешнему обществу.
Ярким примером «добрососедства» служил проживающий этажом ниже бизнесмен. Каждый раз, видя домоправителя, он расспрашивал его обо мне и критиковал Эрола, саркастически шутя о его якобы третьей женитьбе, теперь уже на иностранке, да еще такой молодой. Довольный своими замечаниями о соседях сверху, он гордо удалялся, уверенный в своем моральном превосходстве. По словам соседей с пятого этажа, этот самый герой увел девушку у младшего брата, вяло поддерживал отношения на протяжении нескольких лет, но так и не решился сделать предложение, дабы не быть осужденным семьей и друзьями. Отсюда напрашивался вывод, что погуливать, мол, можно, а серьезно-то стыдно! Неоднократно встречая меня в гараже, когда я ставила там велосипед, он моментально выскакивал из своего «Линкольна» и торопился успеть в один лифт со мной, чтобы пожелать мне доброго дня на ломаном английском. Данный диалог изо дня в день был примерно одинаковым:
