— Кто-нибудь! Охрана! — вдруг завизжал пришедший в себя Таро; он смотрел то на валявшуюся на полу руку Сейичи, то на меня, с непонятной эмоцией на лице. Мужчина явно паниковал, но я не мог сказать, действительно ли он напуган тем, что произошло с его старшим братом.
Я фыркнул и схватил оседающего Сейичи за волосы. Он был странно покорным — в глазах у него была пустота, и меня это не на шутку встревожило.
Наконец он взглянул на меня и вдруг метнулся вперёд, намереваясь то ли ударить меня лбом, то ли укусить. Его рот был широко раскрыт — этого хватило, чтобы длинная призрачная рука Асами отсекла ему язык ещё до того, как я приказал ей это сделать. Быстро! Не стоило недооценивать духа; впрочем, неизвестно, сколько ещё она продержится вне своего сосуда, так что пора с этим заканчивать.
— Старший брат был ранен в борьбе со злым духом! — громко объявил я, многозначительно глядя на Прохора и кивая на дверь, за которой уже слышался топот множества пар ног. — Конечно же, молодые носители фамилии Кикучи не хотят, чтобы кто-то из их подчинённых пострадал. Тут мы можем справиться и сами.
— Ложь! Помо-... — Таро заткнулся, когда Асами молниеносно добралась до него и с явным наслаждением пробила его грудную клетку своей когтистой лапой. Всё ещё прислонённый к стене, он начал оседать; его глаза закатились.
— Какая жалость. Неподготовленный средний брат пал в бою. Не повезло, — покачал головой я.
Прохор кивнул мне со сложным выражением лица, подскочил к кряхтящему на полу Сейичи и потащил его к двери — ему всё равно срочно нужен врач, чтобы не умереть прямо сейчас.
Мог бы, конечно, не умирать, но разве я не пообещал ему, что он пожалеет, что вообще ввязался в эту историю? А я свои обещания держу. Хочется отвести душу... и тоненький голосок внутри меня кричит, что я мог бы хотя бы попытаться оставить этого человека в живых.
Новый клан Кикучи звучит лучше, чем наследование старого со всеми его проблемами, а других сыновей у Орочи не предвидится.
— Стена, — я махнул рукой Асами. — Наследи в городе, но никого не убивай. Потом тихо вернись в бутылку. Я знаю, что ты можешь быть тихой, когда захочешь.
Асами оскалилась, но ничего не ответила. Должно быть, потому что без человеческого тела в качестве сосуда она была в своей мерзкой демонической форме, облизывая острые, как бритва, зубы, длинным раздвоенным языком.
Она и форму-то поддерживает только благодаря пропитанному энергией сосуду — без него рассеялась бы дымкой и искала нового носителя, неуязвимая и неосязаемая.
