– Поворачивайся! Мне – кресло на выгнутых ножках!
Не привыкшая, чтоб на неё кричали (поворачивайся!!!), Мавра Кондратьевна всё же смолчала. Вынеся первые два стула на лужайку, она остановилась в изумлении: женщины («Ближе к природе!») были почти голые. В жизни своей не слыхав о нудизме, Мавра ахнула и плюнула:
– Да кто ж вас раздел догола?!
– Рот зажми, деревенская дура! – крикнула Полина. – Стулья неси! Не задерживай митинг, ворона!
Мавра перевела взор на Полину и, увидев, как-то даже присев, жалобно ахнула. Восклицание её не было ни надуманным, ни театральным. Наивный, детский испуг был в её голосе, и на это Полина разгневалась непомерно.
– Стулья неси!
Но Мавра Кондратьевна позабыла о стульях.
– Да какой же ты урод, голая! Терпенья нету!
Кто-то из женщин – помоложе – хихикнул. Полина была очень сурова во всём, что касалось революционной дисциплины. Отметив для себя, кто хихикнул, и сделав вид, что не обратила внимания на последний выпад кухарки, она, переменив тон, крикнула:
– Стулья! И поскорее! Земля сыра. Ну-ка!
Но одетой в несколько юбок Мавре презренной казалась в каком-то кусочке штанишек Полина. Бросив стулья и подбоченясь, она прикрикнула:
– Сырая земля, говоришь! Бог Саваоф посылает росу на землю. Не дам стульев! – И подхватив стулья, она повернула обратно. Гнев и презрение кипели в ней.
– Это головинские стулья! – крикнула она, не утерпев и обернувшись. – Не для твоего зада! (Увы, всегда благообразная Мавра Кондратьевна тут употребила более грубое слово!)
– Повтори, мерзавка, что ты сказала!
Мавра повторила:
– Не для твоего голого зада! Ты сама-то видела свой зад? Стульев мне жалко! Сняла бы ты фотографию и сама б посмотрела.
Полина сделала шаг вперёд. Увлечённая своим негодованием, Мавра не испугалась:
– Шагай, ну шагай! Ноги твои коротки!
Эти слова, отметившие самую удивительную подробность грустной анатомии Полины, явились последней каплей. Полина задыхалась. Она открыла рот. Два ряда мелких – не зубов, а острых зубчиков, попеременно то жёлтых, то тёмно-бурых, – лязгнули.
Но Мавра, торжествуя победу, не замечала опасности. По своему обычаю, она пробовала поставить весь эпизод на высший духовно-религиозный план. Она изрекла:
– Змея и аспид! Потомок змеи, искусившей праотца, невинного Адама! Ползи вон, ползи на брюхе твоём из нашего христианского сада. Тут Адамов для тебя нету, не рассчитывай!
И широким жестом обращаясь ко всей группе, прибавила:
– Вон ползите, пресмыкающие! Да воскреснет Бог! Ползите! Сатана уготовал вам свой сад!
