– Эй, – спрашиваю, – сколько времени?
А он поворачивается и смотрит на меня как на идиота: – У тебя же часы на руке, чего спрашиваешь?
– Да вот, – делая вид, что не понял его вопроса, отвечаю я, – в университет еду, к академику, его там все знают, работу ответственную везу, может, даже секретную.
– Да ладно! – говорит мой друг. – Хватит врать, тебя даже в магазин за продуктами одного не пускают, а тут работу доверили.
Я на него за такие слова не обиделся, чего на правду обижаться. Говорю:
– В магазин любой дурак сходить сможет, там мозгов не надо, одна арифметика. А мне в другой конец города на трех троллейбусах добираться.
– Зачем тебе троллейбусы, – говорит мой друг, – давай я тебя на своем велосипеде довезу, а ты меня в университет по знакомству проведешь.
Тут я замялся немного, вдруг наобещаю с три короба, а нас никуда не пустят.
– Ладно, – говорю, – договорились, ты только оденься поприличней.
– Это я мигом, только руки помою да причешусь – обрадовался мой друг, – а ты мой велосипед постереги.
– Постерегу, – вздохнул я, – отчего же не посторожить.
Хожу вокруг велосипеда, папкой помахиваю, радуюсь.
– Какой я все-таки хороший друг, – думаю, – честный и справедливый. Другой бы на моем месте язык за зубами держал да тихой сапой в университет пробрался, (но я не такой), я о друге не забыл, позаботился.
Смотрю, выскакивает из подъезда мой друг в рубашке с кармашками, шортах по колено и сандалетах на босу ногу. Взгляд мой перехватил, на карман показывает: – Носки белые я потом одену, а то запылятся.
В общем, взгромоздился я к нему на багажник, вижу, у меня ноги почти до земли достают, по асфальту подошвами чиркают.
– Дай-ка, – думаю, – подложу под себя папку.
Подложил, и впрямь здорово получилось. Папка толстая, набухшая, и даже вроде помягче багажника. Сидеть сразу стало удобнее, да и руки освободились.
Еду, держусь за сидение, городом любуюсь, а друг наяривает, ноги так и ходят. Разогнался не на шутку, звонком прохожих пугает, кошку зазевавшуюся, чуть не переехал, а обо мне, кажется, позабыл.
Тут горка подвернулась хорошая, крутая такая, вернее, спуск с нее. А дорога фиговая, вся в колдобинах. Как стало меня на них трясти да вверх подбрасывать, аж дух захватывает, еле держусь, руками в седло вцепился, ору другу: – Тормози, расшибемся!
А он кричит в ответ: – Не могу, у меня тормоза отказали, не работают.
Лучше бы он мне это не говорил! Раньше-то я думал, он специально лихачество проявляет, а оказывается, тормоза испортились. Если до этого я просто злился, то теперь порядочно струсил. Даже глаза зажмурил, чтобы не видеть, как мы во что-нибудь врежемся.
