Тяжело любить кого-то, когда ты отдаешь всю себя, а в ответ получаешь только жалкие кусочки его души. Он был моим, но не был одновременно. И чтобы я не делала, я не могла это изменить. Он словно подчинил меня себе, и я не могла найти в себе силы отстоять свои желания и потребности: он никогда не прислушивался ко мне в постели, никогда. Он продолжал делать то, что хотелось только ему. Я желала нежности. Он же – моего повиновения. Едва корни моих волос отрастали, хоть на пару миллиметров – он отправлял меня в салон с просьбой это «исправить». И я послушно шла и продолжала носить каштановый цвет волос и карие линзы. Я привыкла к этому образу. Темноволосая кареглазая Мария, смотрящая на меня в зеркале, уже давно не смущала меня.
Мы официально объявили о наших отношениях уже год назад, но моя семья все еще не верила в искренность наших чувств. Все они, даже Миша, которая жила и училась в Ванкувере, считали, что это просто «страстный роман». Но они были рады. За нас обоих. За меня – за то, что я наконец-то вновь обрела «стабильность» и осела в Англии, ведь раньше я была так далека от них, в своем далеком шумном Торонто. За Брэндона – за то, что он наконец-то «вступил на путь отношений», ведь, как я узнала от Мартина, раньше Брэндон не был замечен в продолжительном романе и довольствовался короткими интрижками. Особенно новостью о нас был удивлен, но безумно обрадован Маркус Морган: его лучший друг нашел свою любовь! Для него все было очевидно, и он не сомневался в том, что Брэндон любит меня. Действительно любит. От Маришки я не услышала ни слова. Ей было все равно. Родители были рады: Брэндон всегда был им по душе.
Сансет-холл был открыт для гостей, и я была радушной хозяйкой. Мы даже проводили званые вечера, на которых присутствовало много гостей-вампиров, и я, как настоящая хозяйка дома, встречала каждого с улыбкой и теплыми объятиями. К счастью, в такие вечера Брэндон вновь становился общительным, приветливым и улыбающимся, как всегда, когда он был в обществе. Он общался с гостями, обсуждал с ними последние новости и бизнес, рассказывал уморительные истории из своего опыта проведения выставок и раздачи экономической поддержки молодым талантом. И я слушала его, запоминала каждое слово, потому что только так я могла узнать о нем что-то большее, чем он рассказывал мне. Каждый такой вечер Брэндон впечатлял меня все больше и больше, и мое восхищение гением его ума и таланта мецената росло и крепло в моей трепещущей от любви к нему душе. Он был прекрасен. Мой бог. Но, когда гости покидали поместье и мы наконец-то оставались наедине, Брэндон заявлял мне, что устал от общества. Он был так противоречив!
