В камине все еще тлел красноватый уголёк, который следовало подпитать. Марсель не без труда поднялся с кровати, подкинул дрова в огонь и ушел в соседнюю комнату. Он достал из деревянного шкафчика банку консервированной фасоли и закрыл со скрипом дощатую дверцу. В углу стояла небольшая буржуйка, почерневшая от многолетнего использования. У стены под окном были сложены дрова. Марсель взял с полки газету, положил в печь и накрыл щепками. Поверх этой незамысловатой конструкции он закинул пару поленьев и разжёг огонь, который в течении пары минут окутал желтыми языками пламени всё содержимое. Поверхность буржуйки вскоре нагрелась и Марсель поставил на неё вскрытую консервным ножом банку, после чего залил воду в чайник, стоящий рядом на печи.
Через несколько минут все приготовления были готовы. Марсель заварил чашку зелёного чая и принялся за трапезу. Фасоль, некогда казавшаяся ему довольно вкусной, стала докучать. Марсель не мог избавиться от воспоминаний о ежедневных застольях, проводимых трижды в день до того, как ему пришлось стать смотрителем, но выбирать нынче было не из чего. К счастью для него на следующий день должны были привезти куда более разнообразные продукты.
После обеденного “завтрака” Марсель, как обычно, вышел на прогулку вдоль береговой линии. Морская лазурь успокаивала его. Соленый океанский воздух держал путь строго на юг. Остров был весьма пустынным. На нем не росло ни единого дерева, лишь изредка попадались кустарниковые растения среди низкорослой травы и мха. На северной части, как это было привычно в данное время года, морские котики устроили лежбище. Марсель знал, что лучше не приближаться к секачам, охраняющим свои гаремы, поэтому держался поодаль.
Вернувшись домой, Марсель снова подкинул топлива в камин. Пройдя чуть дальше, он взял с полки пару книг и уселся в кресло. В тишине, прерываемой треском горящих дров, он проводил время за их чтением.
Куда только не переносился Марсель, размышляя над мифом о пещере в “Государстве” Платона, силами природы в произведениях Джека Лондона, незначительностью человеческого существования в рассказах Лавкрафта, и беспросветными страданиями в “Вороне” Эдгара По. Последнее произведение из вышеперечисленного списка вызывало у Марселя особенно сильные чувства. Была ли тому причиной невероятная атмосфера, созданная в стихотворении, или, быть может, душевное состояние самого Марселя во время его прочтения, сказать трудно. Но природе безразличны человеческие чувства.