– Кто здесь!? – воскликнул Гильен, озираясь по сторонам. – Соблаговолите составить компанию одинокому романтику!
– Он услышал меня, все-таки услышал! – послышался в ответ взволнованный женский голос. – Я долго и безответно молилась, но, наконец, мой голос достиг вашего слуха! Какое чудо!
– Кто вы и где? Может быть достаточно играть в прятки? Покажитесь, сделайте милость! – с шутливой легкостью сказал сочинитель, ощущая себя объектом розыгрыша.
– Я уличная торговка Ида из вашей сказки – та, которая бежала вслед королевской кавалькады. А видеть меня вовсе не обязательно, ведь наш патер предупреждает, что лик Создателя ослепляет грешниц.
– Ах, да, Ида, – с легким замешательством отозвался Гильен. – Что ж, здравствуй, дорогуша. Но почему ты пыталась достучаться до меня молитвой?
– Как же еще следует обращаться к сотворившему весь мой мир? – справедливо заметила женщина. – А молитвенно прошу я изменить всего несколько слов и знаков препинания в вашей священной рукописи, пока еще есть такая возможность. Нет больше сил постоянно мыкаться по ночлежкам и согреваться у костров под мостами с городской беднотой. Пожалейте хоть моего болезненного малыша, которому необходим теплый сухой угол. Прошу на коленях, слезно молю, перепишите мой образ таким образом, чтобы сегодня мы с маленьким Николасом уснули в своей постели!
Выслушав от персонажа собственной сказки слова заклинания в свой адрес, сочинитель почувствовал дурноту вкупе с легким головокружением. Стараясь поскорее покинуть райские кущи, сделавшиеся вмиг неуютными, он стал рыскать по убегающим в густую зелень тропинкам, но всякий раз, как ему казалось, возвращался на прежнее место. Вскоре его терпение лопнуло и Гильен, проклиная ароматный лабиринт, шагнул прямиком в колючий куст, как тут же проснулся, словно ужаленный вонзившимися шипами. К разочарованию сказителя с пробуждением исчезла лишь иллюзорная боль от приснившихся шипов, а навеянная горькими словами Иды тяжесть на сердце перекочевала в явь.
Ранее герои написанных историй также являлись сказочнику со своими сетованиями на криво прорисованную линию судьбы, а иногда и с решительными требованиями ее немедленного исправления. Вот только автор быстро забывал о подобного рода видениях и даже относился к ним с известной долей иронии, считая их побочным явлением головокружительного полета писательской фантазии. Однако с каждой новой сказкой увещевания мистических визитеров оставляли все более глубокие следы в душе Гильена, и он сам не свой старался поскорее увековечить рукописи в широком тираже печатного слова, чтобы тем самым покончить с обуревавшими соблазнами изменить уже казавшиеся ему идеальными произведения. Теперь же, после крика души бедняжки Иды, сочинитель ясно почувствовал щемящую жалость к своему творению, точно горькие слезы источала близкая ему женщина.
