Точно в 3 часа 15 минут внезапно поднялись цепи ударной группы у Радымно. Они наносили удар по железнодорожному мосту.
Но у пограничной заставы русские оказали отчаянное сопротивление. Первым из длинного ряда был убит лейтенант Алике. Это была первая жертва дивизии. Вот уже лежат первые ряды мертвых. Солдаты залегли перед пограничной заставой. Мимо них к мосту двигались тяжелые орудия» [62].
Немецкое командование, для того чтобы овладеть исправным мостом, забросило в тыл упорно оборонявшейся заставе несколько диверсионных групп, и пограничникам пришлось сражаться почти в полном окружении. Бой был яростным и жестоким. Вначале врагу удалось захватить мост, но затем, в ходе рукопашной схватки, гранатами и штыками бойцы заставы отбросили на другой берег превосходящего в силах противника. После этого застава вновь была атакована фашистским отрядом при поддержке 10 танков. Но не дрогнули пограничники, и на этот раз им удалось отразить первую атаку пехоты противника. Затем, когда к мосту прорвались вражеские танки, пограничники дрались до конца, погибли все, по не отступили ни на шаг [63].
Известному советскому писателю Владимиру Беляеву еще в годы войны в одном из лагерей для немецких военнопленных удалось записать рассказ гитлеровского фельдфебеля Краузе, участвовавшего в бою за мост у Радымно. «До сих пор, располагаясь поблизости от советской границы, мы слушали только их песни, – рассказывал Краузе, – и не предполагали, что люди, поющие так мечтательно, протяжно, мелодично, могут так яростно защищать свою землю. Огонь их был ужасен! Мы оставили на мосту много трупов, но так и не овладели им сразу. Тогда командир моего батальона приказал переходить Сан вброд – справа и слева, чтобы, отвлекая внимание русских, окружить мост и захватить его целиком. Но как только мы бросились в реку, русские пограничники и здесь стали поливать нас огнем. Потери от их ураганного огня были страшными. Нигде: ни в Польше, ни во Франции – не было в моем батальоне таких потерь, как в те минуты, когда мы порывались форсировать Сан. Видя, что его замысел срывается, командир батальона приказал открыть огонь из 81-мм минометов. Лишь под прикрытием минометного огня, применяя оружие, которого пограничники не имели, мы стали просачиваться на советский берег, Немецкая тяжелая артиллерия уже перенесла свой огонь в глубь советской территории, где слышался рокот танков. Но и находясь на советском берегу, мы не могли продвигаться дальше так быстро, как этого хотелось нашему командованию. У пограничников кое-где по линии берега были огневые точки. Они засели в них и стреляли буквально до последнего патрона. Нам приходилось вызывать саперов. Те, если только это удавалось, подползали к укреплениям и пробовали подрывать их динамитом. Но даже если пограничники уже были на голой земле, то и после грохота взрывов они сопротивлялись до последнего. Нигде, никогда мы не видели такой стойкости, такого воинского упорства. Пограничники предпочитали смерть возможности отхода. Советского пограничника можно было взять в плен только при двух условиях: когда он был уже мертв или, когда его ранило и он находился в тяжелом, бессознательном состоянии.
