— Децко ты мое неразумное…
Лицо у нее в этот момент было таким, какое бывает у матери, когда она младенца убаюкивает, - красивое именно этой высокой и с покойной красотой.
Секунду Курка оставался неподвижным - бледный, с закрытыми глазами, как бы потеряв сознание, - потом резко оттолкнул ее, вскочил на ноги и срывающимся, обиженным голосом с непонятной грубостью выругался :
— Чего лезешь, с-сука…
Молодайка покачала головой, все еще глядя вверх, и как бы про себя повторила:
— Децко мое неразумное.
Из-за фанерной перегородки вышел пожилой человек с седоватой головой , с вислыми сивыми усами и прикрикнул :
— Цыц, Ядвига ! Сиськи прикрой!
Сквозь дверцу перегородки остро и раздражающе пахнуло горячим самогоном и киснущей брагой. Ядвига рассеянным движением провела ладонью по рубашке, неторопливо перестегнула булавку, так что на мгновение ворот совсем разошелся и стала видна вся ее грудь с коричневыми сосками, тяжелая не девичьей, а женской тяжестью.
Курка смотрел на Ядвигу как завороженный и еле заметно отодвигался от нее, будто увидел нечто страшное даже. Конец грязного бинта свисал с его головы, маятником покачиваясь вдоль щеки.
— Иди перевяжу ! - позвал Гришин.
В хате, кроме Гришина, Курки, хозяина и его дочки, не оставалось больше никого.
— Вы бы, татусю, чарочку поднесли. Ранетый ведь, сказала Ядвига.
— Мовчи ! - прикрикнул отец и дернул Ядвигу за толстую косу.
Ядвига и не пошевелилась, будто не почувствовала боли, и все смотрела вверх. В полутемной хате белая ее рубашка и юбка сурового полотна казались залитыми светом.
В открытую дверь кто-то невидимый крикнул :
— Дядько Грицай! В сильраду!
Хозяин, который с ведром воды шел к перегородке, остановился, поставил ведро на пол, повернулся к углу, где висело распятие, и застыл, что-то шепча про себя.
Курка иногда взглядывал на Ядвигу, но сразу, болезненно хмурясь, отводил глаза. Ядвига сидела прислонившись к стене. Гришин подумал, что так вот писали богоматерь старые мастера : кругом темнота - и фигура, охваченная неизвестно откуда льющимся сиянием, как огнем.
— Давно воюешь ? - спросил Гришин Курку.
— С сорок первого.
— Сколько ж тебе?
— Семнадцать.
Хозяин обвел глазами хату, все ее закоулки, распятие в углу, печь, цветное рядно на нарах, поставил ведро на пол и вышел.
— Заберут тату? В солдаты?! - спросила Ядвига.
Никто не ответил. В ведре мерно покачивалась вода.
— Тата … свое отжил, - почти про себя проговорила Ядвига.
— Ты что ж думаешь, не вернется? Без времени хоронишь, - сердито отозвался Курка .
