Изменить будущее | страница 29



Я понял, что тема про застеклённый балкон сейчас не пройдёт, но маме тему для размышления я дал. Не хватало мне полезной площади для моей мастерской. А с лоджией было бы неплохо. Если бы ещё окно и балконную дверь убрать, подумал я. Но об этом можно только мечтать. ЖЭУ выбебет и высушит. Даже за деревянную конструкцию, наверное. А уж если увидят, что дверь убрали, точно комиссию пришлют. Сейчас с самостоятельностью строго.

А у трудовика заниматься "рукоблудием" уже опасно. Мы и раньше иногда упрашивали Гаврилу Афанасьевича построгать клюшки, корабль парусный выточить на токарном станке, табуретку домой. Он поощрял таких ребят. Я был не из них. Но когда мы с ним стали "делать деньги" и Афанасич пришёл в новом костюме и в шляпе, Светлана стала к нему захаживать чаще и пару раз застала меня за печатью "цифры". Она ничего не сказала, решив для себя, что лучше в мои дела не погружаться, как она сказала, "по…" и провела себя по горлу.

В принципе, мне достаточно было сшить пару лёгких рубашек из "оцифрованной" или перекрашенной в синий цвет бязи, чтобы нашей семье жить в достатке: матери не напрягаться со студентами, а отцу не подрабатывать на второй работе. Да и из тонкой брезентухи, из которой рыбакам шили спецодежду, тоже могли получится приличные вещи. Попасть бы на швейную фабрику "Зарю"…

Так я размышлял, пока не заметил, что за моей спиной стоит отец. Я бросил мазать.

– А неплохо получается, – сказал он. – Гуашь?

Он взял баночку с краской и прочитал:

– Гуашь… Хитрый. Гуашью легче. Молодец. Очень неплохо.

Я рисовал лес и на картине уже прорисовавал багульник и отблески заката на небе. Я не первый день рисовал на ватмане формата А-4, прикреплённом к мольберту, собранном в кабинете туда.

– И мольберт у него настоящий. Где взял?

– Сам собрал. На уроке труда.

Отец удивлённо качнул головой.

– Удивил два раза. Может что-то из тебя и выйдет, – задумчиво протянул он.

– Не что-то, папа, а кто-то. Что-то из меня выходит каждое утро. Делов то…

Мама вскинула глаза, заморгала и прыснула в кулак. Отец хмыкнул.

– Юморит, мать. Смотри ка… Может Райкиным станет? И будет: "В греческом зале, в греческом зале…"

– "Мышь белая", – добавил я, очень похожим на Аркадия Исааковича голосом.

Мама не выдержала и залилась смехом. Отец захекал. Потом, вытерев глаза от слёз, спросил:

– Что у тебя в школе?

– Да, нормально, вроде.

– Ну принеси дневник.

Я принёс. Он пролистал.

– Ты смотри-ка, мать. Вроде замечаний поменьше, а?