Они молча затащили меня в темницу, где единственный света луч во тьме и затишье пробивается сквозь отдушину, мрачное место, дыра во времени, похоже на пропасть и бездну одновременно. Щелчок, закрылась на ключ решётка.
– О нет, но там же прекрасная пора, мимоходом ускользает без оглядки на тех, кто вытеснен из сюжета.
Несётся лето зноем жгущим, зелень листвы с прохладой ветра перешёптываются.
Не на последок ли? На долго ли? Предрешено не мной, но отзыв мой следует повсюду,
Вон увядающий цветок, будто спит или спать хочет, невольною истомой лепестки сморщил, Луна ему дарует последнее сияние питающее шелест его, вскоре хрустом распадутся на мелкие осколки, что было полотном несущим жесты живой формы, коя не изыскала подобия, ибо не есть что-либо иное, лишь увядание, но ещё цветущее, одиночеством собственным преисполнено распахнувшись в гнетущий мир, давно лишённый истины и сути.
Голод, и зверский, и умственный, и духовный, не хватает пищи всех форм, лишь неотлучно муза изводится, безмерно тянет мысль по вселенскому холсту.
Мясо с молоком, немного сала и салатик овощной,
Мерило жизни удалой, большего не надо,
Хватает чтоб не спятить и разомлеть в бреду тревожном,
А ночью на краю лежанки, будучи снами оттеснённым,
Тихонечко ускользать сползая на пол, от того, что на мозг каплет желанием,
Мясо с молоком в нарезном салате, сожрать и всё равно не хватит,
Ноги не слушаются, простыня ловушкой обвилась и преследовательная паранойя,
Кто-то взором ткнётся в душу, ей бога, чтоб хватало до смерти тревоги и юмора,
Порча имущества непорочная с подачки уловок безумства,
Боюсь, страшно боюсь, что негоден ловить импульс божественный, ведь и лучи вселенские порой предстают промахом,
Пусть выжжет меня насквозь, просветит помыслом настырным, неведомая явственность всевластной похоти и прихоти, свети мой свет заря восхода, свети на меня, чтоб припекло до покраснения морды, чтоб хватило на долго, навсегда, пускай встречный поток, с ног сбивай, чтоб встряхнуло дурную главь, раскрой мою сущность исконную, словно неведомых существ из себя испускают века, а те наводят шорох эпохальный и воют мистическим зовом промеж времён,
Чтоб содрогнуть кривые неровности жизненных траекторий,
Ах, этот сон, чудеса фантасмагории, онейроид, никуда не забредёшь без него, словно конь неподкованный о твердь мирскую копыта истирает, ведь привык к мягкому полю, не Будда, а буйное животное, стремится забежать за горизонт, только бы выброситься из прошлого по направлению к грядущему, набрать максимальную скорость и подвинуть вселенную всю, слишком что-то тесно тут и жрать охота, мясо с молоком, но можно и вино на голодный желудок.
