Клуб давно опустел, и Эл наводил порядок на вверенной ему территории. Честер распластался по барной стойке и отчаянно зевал.
– Слушай, вообще я должен тут всё закрыть. Колин придёт часам к десяти, а будет ли сегодня Рик – я не знаю, – сказал Эл, протирая тряпкой стойку вокруг Честера.
– Ага, ясно, – кивнул Честер, с трудом возвращаясь в вертикальное положение. Он сейчас так сильно хотел спать, что ему было совершенно всё равно, где это делать.
– Чего «ага»? – усмехнулся Эл. – Смотреть на тебя – лучше всякого снотворного! Пошли, отведу тебя в гримёрку. Она, конечно, не шик, но диван там есть. А Рику я позвоню. Попробую с ним договориться.
– А тебе не влетит за меня?
– Да не должно. Колин нас не сдаст, – отмахнулся Эл. – Пошли уж, беспризорник.
Честер сполз с табурета и уныло поплёлся за Элом, через весь зрительный зал, в маленькую дверь за сценой. Она вела в узкий коридор, где было ещё несколько дверей – в тесную туалетную комнату, душевую и гримёрную для выступающих в клубе музыкантов.
– Отсыпайся. Я Колина предупрежу, чтобы он не принял тебя за какого-нибудь проходимца и не вызвал полицию, – сказал Эл, запуская Честера в гримёрку.
– А я и есть проходимец, – устало отозвался Честер и устроился на потёртом, но мягком диванчике. Он едва поместился на нём целиком, но удобство и комфорт сейчас мало его волновали. Заснул он почти моментально.
Честер приоткрыл глаза и озадаченно поморгал. Он лежал в полной темноте, шея ныла от неудобной позы, а главное – он совершенно не помнил, где находился и как туда попал. Голова неприятно гудела, он не выспался, а ютиться на узком диванчике было очень непросто.
Честер сел, свесив ноги на пол. Глаза постепенно привыкали к темноте, и он уже мог разглядеть очертания мебели: несколько стульев, столик и шкафчики, наподобие тех, что стояли у них в школьных раздевалках.
– Какого чёрта? – пробормотал Честер, растерянно озираясь. Он потёр пальцами лоб, развеивая остатки сна, и вдруг расхохотался. Воспоминания нахлынули на него внезапно, обрушились ледяной волной во время шторма; но, в отличие от бушующей стихии, принесли с собой не разрушение, а облегчение. Чувство свободы, которое охватило Честера за порогом родительского дома, особенно сильное от осознания того, что он никогда в жизни больше туда не вернётся, снова напомнило о себе и теперь буквально распирало Честера изнутри. Ему следовало бы решить такие насущные проблемы, как поиски жилья и работы. А ещё он остался без документов, и значит, ему следовало раздобыть где-то новые. Но по сравнению с тем, что он наконец вырвался из-под контроля отца, всё остальное казалось Честеру пустяками.
