Я кивнула.
– Мне нужна защита, – отец устало потёр глаза. – Платить за неё бешеные деньги я просто не могу. А если ты войдёшь в эту семью, то мне дадут защиту автоматически. Так как вы с Анжелой обе будете в семье Амира.
Но главное даже не это, а то, что к моим младшим дочерям уже два года не засылают сватов. С тех самых пор, как Анжела вышла замуж за Амира и через год не родила. Тогда горские насторожились и затаились. И принялись ждать,
пока Анжела подарит мужу наследника. А она, как назло, никак.
– Но при чем здесь остальные твои дочери, папа? – никогда не привыкну к их этой стадной манере мерять всех под одну гребенку. – Если Анжела не может родить, то другие тоже? Это же бред!
– Это для тебя бред! – не выдержала тетка. – А у нас считается, что одна овца все стадо портит. Значит, на семье порча лежит. И другие тоже не смогут. Анжела вон уже где только не была! И у Стены Плача молилась, и к раввинам ходила.
– А может, лучше к врачу? – я постаралась, чтобы это не прозвучало ядовито.
– Да была она у врачей! – отец нахмурился. – Куда только не возили! Не может она родить, никак не может. Когда Амир увидел результаты обследований, был в таком бешенстве, что чуть не поубивал всех. И меня, и Анжелу. Выгнать ее хотел. Я его еле уговорил. Сказал, что свои косяки мы сами и исправляем. И пообещал ему тебя. Конечно, в Москве второй брак не признают. Здесь же двоеженство считается преступлением. Но зато признают в Израиле, в раввинате. Горские – не единственная еврейская община, у которой разрешено двоеженство. Так что будем делать помолвку в Москве, а свадьбу в Израиле. Иначе Амир женится на чужой, из другой семьи. И тогда нам всем конец.
Я все еще не могла поверить в то, что происходит. Несмотря на то, что выросла среди горских. Или – как они сами себя называют – джууров. И, конечно, более-менее, понимала язык и обычаи. Вернее, думала, что понимаю до сегодняшнего дня. Но о такой дикости мне слышать не приходилось.
– Значит, папа, меня, фактически, приносят в жертву ради благополучия семьи?
– Мой бог, какая же ты тупая! Дедей тюри кином! – всплеснула руками тетка.
– Не ругайся, Раиса! – прикрикнул на нее отец. – Зачем рот пачкаешь? Еще и по матери ее покойной кроешь. Девочке и так тяжело! Нехорошо это! Совсем нехорошо! Маша умная. Маша поймет. Правда, дочка? – обратился он ко мне.
Я сглотнула сухой ком в горле. Он все набухал, набухал, и, наконец, прорвался слезами.
– Папа, ну как же так-то?
