Точнее, той его части, в который нога членов королевской династии и не ступала.
Лайонард с трудом нашел вход на территорию королевского сада.
-- Теряю навыки, льеры, теряю, -- пробормотал он недовольно, пробираясь по тайному ходу, и чувствуя необычное желание, нет, насущную потребность поскорее выбраться на свежий воздух.
Он вывалился из стены в укромном месте, задыхаясь. Голова у мужчины шла кругом. Дыхание участилось, пот лил ручьем.
Лайонард прислонился к стене, и стоял так минут пять, медленно приходя в себя.
А когда пришел в относительно нормальное состояние, смог сказать только одно:
-- Что это было?! -- мужчина ошарашенно потряс головой, будто бы это движение могло дать ответ.
Надо сказать, что Лайонард, как и члены его рода, из которых он остался один, отличались завидным здоровьем.
И неудивительно.
Будучи стражами Киассы, поднимаясь столь высоко, обладая способностью к обороту, как бы они справились без отменного здоровья?
Все еще ошарашенный, но уже вполне способный передвигаться, Лайонард отправился прямиком к алхимику.
Льер Конфю встретил друга в рабочем халате, покрытом пятнами и зияющем дырами разного размера. Глаза его были красны с недосыпа, но смотрели на вошедшего с радостным изумлением.
Более того, он чуть не подпрыгнул, когда Лайонард ввалился к нему в лабораторию, где алхимик дневал и ночевал.
-- Лайон!! Мы сделали это! О да-а!! -- засмеялся Конфю. Он скинул рабочий халат, и, размахивая им как знаменем, бросился обнимать друга.
Лайонард, которому было не до смеха, с трудом разжал его объятия, потому как придворный алхимик отличался чрезвычайно развитой мускулатурой, к тому же был мужчиной высокого роста и обладал силой, достаточной, чтобы участвовать в боях стенка на стенку.
Честно говоря, на придворного алхимика он не походил совсем. Однако, несмотря на борцовскую внешность, им являлся.
-- Нет, ты только посмотри! -- льер Конфю взял Лайонарда за руку, и потащил к ближайшему зеркалу, которых в лаборатории хватало.
-- Нет, ты смотри, смотри! -- возбужденно приговаривал он, так и этак поворачивая друга перед зеркалом.
Тот, глянув в зеркало разок, вырвал наконец свою многострадальную конечность и раздраженно сказал:
-- Да на что тут смотреть?! -- и, пораженный, замолчал.
Потому что посмотреть было на что. Две полосы, идущие с каждой стороны лица, стали не просто серебряными, нет.
Они сияли.
Сияли так, что было больно глазам.
И его волосы, насыщенного шоколадного оттенка, обычно легкой волной лежащие на плечах, явно стали длиннее, доставая до самых лопаток.
