Но нет!
Он меня хотел. Все то время, что мы общались с его, так называемым, «братишкой», все то время, что я сохла по нему, с ума сходила, в снах развратных видела и мучилась из-за того, что меня не замечают.
А меня — замечали! Очень даже замечали!
И потому и не отказались, когда сама пришла. И сама положила его руку себе на… Ой, не стоило вспоминать, куда я его пальцы положила! Теперь в этом самом месте — потоп!
Я торопливо отпиваю еще, пытаясь затушить жар в горле. И надсадно кашляю. Потому что коварный Хохлов мне налил в бокал из-под шампанского коньяк.
Вот у меня глаза на лоб и лезут, со слезами и расфокусировкой.
— Ох, Катенька, что с вами? Что случилось? — суетится рядом Хохлов, пока я кашляю и смотрю на него взглядом серийного убийцы, загнавшего свою юбилейную жертву.
— Аллергия, — наконец, выхрипываю я.
— О, а у вас лекарства с собой? Это на шампанское, да?
Я торопливо отхожу из-за стола, подавив в себе гнев с всеми ему сопутствующими, извиняюсь перед коллегами и спешу на выход. Хохлов трогательно поддерживает под локоток, мелет какую-то чушь, предлагает подвезти до дома…
Я иду молча, борясь с желанием засветить ему по сладкой роже. Кулаком. Как Машка учила.
Потому что его намерения вполне очевидны. И на редкость тупы и гадки.
Очень хочется выйти из себя и показать мерзавцу, какими бывают хрупкие девушки.
Но нельзя. Я в образе. Нельзя. Катя, НЕЛЬЗЯ!
За дверью зала я намереваюсь, наконец, отлепить настойчивого, явно попутавшего все берега, ухажера и уехать домой.
Я уже прихожу в себя, коньяк на шампанское дает неожиданно приятное послевкусие и желание что-то сделать. Такое… Например, засандалить этой твари сандалей. По морде.
За всех обиженных женщин, и в первую очередь, за его жену.
Но держусь, никуда не денешься.
— Катенька, я сейчас… Я на машине… — суетится не подозревающий о том, что я его уже мысленно расчленила, разложила по пакетам и закопала в разных местах Воробьевых, Хохлов.
Смотрю на его красную рожу, прикусываю губу и серьезно склоняюсь к тому, чтоб пойти на поводу у своих желаний… И тут за спиной раздается знакомый грубый голос:
— Вы выпили, Сергей Владимирович. За руль нельзя.
Мы разворачиваемся.
Зубов стоит близко, сумел подобраться, надо же! И внимательно разглядывает нас.
Меня, с красными щеками и горящим жаждой мщения взглядом. Хохлова, с бегающими глазками и мокрыми от постоянных облизываний губами.
Его руку, интимно лежащую на моем плече.
Мне чудится, или у Зубова реально подрагивают ноздри? Ух, словно зверь хищный! Заводит…
