Сегодня она задумалась, что женщины Юлия не были плохими. Брат просто не умел любить сам. Когда мама бросила папу, в его душе словно разверзлась Марианская впадина, через которую он так и не смог протянуть ниточку моста. Вся любовь, что Юлий получал в избытке, пропадала там. А он стоял на противоположной стороне пропасти, тянул к ней руки и не мог взять, чтобы почувствовать, переосмыслить и вернуть обратно хоть крупицу.
Мэй поставила картину на мольберт и достала кисти.
Капля льняного масла упала на палитру-радугу, в ноздри ударил запах застаревших цинковых белил. Краска неохотно выдавливалась из подсохших тюбиков, но Мэй не собиралась отступать. В отличие от брата она построила свой мост, пусть фантасмагорические существа ходили по нему чаще, чем люди. Юлий не мог поставить на нем табличку «закрыто», потому что нуждался в опеке и ласке сестры. И никто не мог.
Мастерская сжалась до одной художницы, одного холста и живописи между ними. Глаза девочки на кровати засияли ярче, а городской вечер за окном померк и отступил на второй план. Застенчиво загорелся на подоконнике ночник, нос любопытной кошачьей мордочки показался из-под стула. Шкаф распахнул двери. Небо на картине залил ультрамарин, в траве пробились ромашки, древесные кроны пронзили ветви и укутали тени.
От картины повеяло настоящим летом.
Мэй удовлетворенно улыбнулась. Она словно дышала им и не могла надышаться. Ласковое солнце грело кожу, цветочные ароматы бередили обоняние, шелест листвы вливался в уши.
Мэй научит Юлия любить и затем снова позовет в свою мастерскую.
