Он безупречно начертал на тонкой бумаге восемь раз по пять молитв и повесил молитвенные ленты в должных местах. Затем Као-Лай пять раз обошел дом, читая сутры и касаясь стен посохом из вишни.
– Ни один зловредный дух не проникнет теперь в дом, – объявил монах. – Но я останусь здесь и узрю, как он будет биться о преграду святого слова.
Опустился он на землю, велев чиновнику, его семье и слугам не выходить из дома. Дождался вечера, и увидел – ползут к дому черные тени, наталкиваются на незримую ограду и шипят злобно.
И вдруг – засветились они, перемахнули через забор из трех металлов и двух деревьев, и кинулись к дому.
Вскочил на ноги Као-Лай, заступил им путь. Завертелся в его руках вишневый посох, заполыхала шерсть его от гнева и просветленной силы Восьми Бессмертных.
Не смогли злые тени пройти к живым. До рассвета бился с ними Као-Лай; с первыми лучами солнца они рассеялись и расточились.
Лишь теперь высыпали из дома чиновник и его домочадцы. Младшая сестра хозяина дома вновь непочтительно отозвалась о сотворенном монахом, но жена чиновника указала ей на дурное поведение.
– О, мудрый! – изумленно воскликнул чиновник. – Как же так вышло, что ваши слова не сдержали духов?
Задумался Као-Лай и изрек:
– Начертанное и произнесенное мной остановило бы любого злого духа. Значит, это не они – это творение колдовства!
– Но кто же мог замыслить такое?! – вскричал чиновник.
– А не предлагал ли кто вам избавление от нечисти? – спросил Као-Лай.
Выяснилось, что не предлагал, но недавно неподалеку объявился странствующий чародей. Заподозрил Као-Лай неладное, и отправился к дому, где тот остановился.
Но уже прознал чародей колдовским способом, кто к нему идет, и послал навстречу множество волшебных бойцов из бумаги и шелка. Долго бился с ними монах, поверг всех и ветер разметал обрывки шелка и бумаги.
Однако же, когда пришел Као-Лай вместе с местной стражей к дому – не было уже чародея, сбежал он, поняв, что не совладать с монахом.
– Все ясно, – сказал тогда Као-Лай. – Он желал измучить чарами богатую семью и потом потребовать золота за избавление. Постыдное дело!
Теперь понял чиновник, что терзали его не духи, а злокозненные чары, и зарыдал от облегчения. Но сурово сказал ему Као-Лай:
– Даже чары не коснулись бы тех, кто верно блюдет заветы предков! Живите согласно им, не нарушайте законы князей – и никто не в силах будет вам навредить.
Хотел тогда чиновник щедро наградить монаха, но отказался Као-Лай от золота и сказал:
