«Ну вот, Отец, сломал самолёт. Обещал только ноги в руки и палки в жопе сломать…. А сломал целый самолёт!»
Борт «Каир – Москва». Улыбчивый Цветок
– А можно вас сфотографировать? – подкатываю к молоденькой стюардессе.
– Соглашайся, соглашайся. Нельзя упускать такой шанс – это же известнейший российский фотохудожник! – подыгрывает мне вечно оказывающийся рядом Профессор.
(Спасибо за поддержку, Саша)
Эти прекрасные девушки вовсе не похожи на тех неприступных гордых «Кулубатр», что сопровождали нас в воздухе из Найроби. Эти кажутся совсем близкими и родными «next door girl» [89]. Видно московское направление не котируется, потому в стюардессы здесь отправляют молоденьких стажёрок, не успевших забуреть от пожирающих их взглядами вазунгов.
Особенно одна. Совершенно искренне стесняется и прячется от объектива. Видя, что я начал на неё настоящую фотобойню, избегает проходить через переднюю часть салона, где окопались мы, а посылает через «линию обстрела» напарниц. Но при этом вижу, как она на заднем сиденье устроилась с зеркальцем, и что-то там на скорую руку придумывает с причёской. И губы подкрашивает. Лапочка моя. А улыбка? Какая улыбка! Не улыбка – солнце!
(Как будет по-египетски с корейского «солнце моё, взгляни на меня»?) [90]
Дождавшись момента, когда её сподручницы отлучились по своим стюардовским делам, бегу к ней. Вслед несётся: «Тобблюроны захвати!» Принцесса моя в самом хвосте, в уголочке мирно обедает. Я застал её врасплох (боже, какая улыбка). Десерт! Бегу обратно за этими глупыми «тоблеронами». Весь неполный салон, включая обслугу, при виде нас искренне улыбается. Я бы на их месте тоже улыбался. Наш давешний знакомец Вячеслав, предусмотрительно отсевший от нас подальше, прозревает: «А я думаю, кому она так улыбается».
Да, она улыбается. И я тоже улыбаюсь. Свечусь! Зовут мою неземную, в смысле воздушную принцессу Шири́н. Ширин значит «цветок». А я зову её «Смайли». Мой Улыбчивый Восточный Цветок.
– А меня зовут Айрин – значит «звезда», – подключается к тоблеронам напарница, – а она [Ширин] себя недооценивает и обзывает себя обезьянкой…
– Никогда, слышишь, ни в коем случае не зови себя больше так! Мой заветный египетский Цветок…
Обнимать нельзя. А я не то, что обнять, съесть её готов. Фотография вместе с ней глупа и лишня. Я рядом с ней глуп и лишен, как были лишни наши суетные морды на фоне вечных пирамид. Мы уйдём, а пирамиды останутся. Я уйду, а Её Улыбка была, есть и будет. Будет светить. И эта улыбка и есть одно из главных Чудес Света.
