Но парни устали от негатива, и даже перспектива набить рожу каирскому водиле их не заводит. Совсем старые стали. Они желают залечить полученные в боях раны местным напитком типа пива из ближайшего супермаркета. И дают чёткую вводную проштрафившемуся, предоставляя ему последний шанс реабилитироваться. И вот мы едем-едем по совершенно злачным подворотням, всё дальше отдаляясь от последних очагов цивилизации, включая такие чудеса света как пирамиды и супермаркеты. Водила Карлыч корректирует маршрут у прохожих, но заезжаем всё глубже в мрачные трущобы, погружаясь на самое дно мегаполиса. Тут уж и парни на него зашипели:
– В супермаркет вези, сука, пока мы на тебя Бесноватого Тимати не выпустили!
– А я вам говорил, я вам говорил, зря меня остановили, – скалюсь я из смирительной рубашки.
Покрасневший, испуганный, обливающийся по́том водила бормочет, что «в супермаркете нет спиртного, чесслово. Но где-то тут, за углом должна быть одна заветная пив-точка…» И, судя по всему, за этой «пив-точкой» скрывается очередной из молочных братьев их разводного картеля, где в доле все: и водила, и погонщик пирамид, и продавец пива из-под полы за углом, и кто нас там ещё дальше поджидает…
«И никакого Хайнекена, только местную «Стеллу»! И не по 10, а за 7 местных. Мы же оптом берём!»
Каир, сувенирная лавка. Тысяча двести и одна ночь
[57]«Рынок уже закрыт, я вас по лавкам провезу: сувениры, духи, папирусы…» – очередное извиняющееся бормотание водителя. Понятно: едем по очередным «молочным братьям».
В африканских побрякушках есть хоть что-то исконное, аутентичное, хотя бы природные материалы: дерево, кости, алюминиевая проволока. Увиденное же в каирской сувенирной лавке не вызвало ничего, кроме жуткого разочарования, похлеще досады от бутафорских фанерных пирамид и испорченных новогодних игрушек. Кругом голимая китайская дешёвка на потребу клюющих на всё пластмассовое и блестящее вазунгов: бензольные скарабеи, эбонитовые фараоны, шкатулки, оклеенные ёлочной мишурой [58]. Даже барабан (куда без него?) обтянут кожзамом под змею, а мембрана хоть и специальная, но всё та же пластиковая.
– 1200! – впрягаюсь я в «барабаний» торг, пытаясь помочь Александру Барабанскому форсировать момент принятия им решения, без прямого мышечного стимулирования грозящий затянуться до смерти.
– Не могу, брат, 1500. Ведь русский египтянину брат? Карачо, балалайка, Горбачёв [59]? – совершенно правдоподобно разводит руками «молочный Брат №3».
