Я выделила ее из всех детей потому, что мне захотелось растормошить эту девочку, отправить ее в страну Непослушания, где бы она вдоволь нашкодила и набедокурила. Я ощущала потребность услышать ее громкий беспричинный смех, увидеть как она балуется и строит смешные рожицы. Мне решительно хотелось увидеть хитрые вспышки и забавных чертиков в ее глазах. Глазах, в которые за шесть лет ее маленькой жизни уже успели заглянуть страшные черти.
На ее глазах повесилась мать. Она и два ее брата смотрели как обмякшее безжизненное тело болтается в комнате. Проснулись утром – и увидели. Сначала тапки, валяющиеся на полу в непонятно откуда взявшейся лужице воды. Затем – босые ноги и болтающиеся вдоль тела руки. Дети, выгнув свои маленькие шейки, пытались разглядеть мамино лицо, такое родное и любимое. Они не понимали: как их мама, ещё вчера такая красивая, сегодня утром висит с устрашающим, даже злобным выражением лица. Ни одной привычно-милой черточки: чужое, страшное, не мамино лицо…
Код МКБ Х-70. Завершенный суицид. Странгуляционная асфиксия. Сухой язык протоколов. Самостоятельное и добровольное лишение себя жизни путем удушения на собственном поясе от халата. Суицид родителя – самая труднопостигаемая утрата для ребенка. Самоубийство, которым самый близкий человек словно говорит тебе: “Я не могу жить с тобой. Я не могу жить для тебя. Мне неважно что с тобой произойдет завтра. Мне безразлична твоя дальнейшая судьба”, – без прости, без объяснений и без прощаний. Неожиданная смерть мамы – это внутренний страх ребенка на всю жизнь. Тоскливый страх, который постоянно нашептывает одно и тоже: “Ничего стабильного не существует. Ничто не вечно. В любой момент тебя могут покинуть. Предать. Оставить. Так зачем же привязываться, прикипать к кому-то всем сердцем?”.
Говорят, что людей убивает необратимость, отчаяние и невозможность что-либо изменить. Но мне кажется, что убивает слабость. Какая может быть необратимость, когда трое детей смотрят на тебя влюбленными глазами?
Кричала ли Оля или так не поняла, отчего мама, такая некрасивая, висит в воздухе? Что вообще чувствует маленький ребенок в такой момент? Психолог из детского дома рассказала мне, что Оля не любила тапки. Она их боялась. Панически. Тапки, стоящие рядом с ней, разом возвращали в ее память то утро и ассоциировались с безжизненно болтающейся на поясе от халата мамой. Оля была единственная в детском доме, кому было позволено не обувать тапки. Она всегда была в туфельках, как принцесса из кино.
